— Тогда ничего не поделаешь.
189. Похороны и аврал
Умер Л. Брежнев, и министерство залихорадило.
Накануне дня массового прилета иностранных делегаций я встретил в коридоре на седьмом этаже своего приятеля, заместителя заведующего протокольным отделом Антона Палюру, и тот мне поведал:
— Будет большой бардак. Везде: в аэропорту, в Колонном зале, на Красной площади. ЦК партии всё взял на себе, наш протокольный отдел практически устранили. А сами они больше, чем с тремя делегациями за раз, никогда дела не имели.
В самом МИДе горячка достигла апогея. У копировальной комнаты толпилась очередь. Будущий посол во многих странах, а тогда третий секретарь, умолял Валю, ответственную за копировальную машину, размножить ему бумаги вне очереди. Речь шла о «пролете» самолета:
— Через два часа самолет вице-президента США Буша пересечет нашу воздушную границу. Если я не подготовлю бумаги, его собьют.
Валя смилостивилась. Я теперь спрашиваю себя: что было бы, если бы она оказалась менее уступчивой?
190. Обратитесь к Громыко
На похороны Брежнева должны были прибыть делегации почти из ста стран. МИД стоял на ушах. В один из вечеров я дежурил по своему Первому европейскому отделу.
Зазвонил телефон правительственной связи, вертушка.
Звонивший представился:
— Генерал Колобов.
Колобова я знал. Он руководил одним из подразделений КГБ.
— Где расположится прибывший на похороны премьер-министр Бельгии? — спросил он.
— В посольстве Бельгии.
— У нас другое предложение. Ему лучше расположиться в гостинице «Националь».
И дальше генерал стал перечислять преимущества расположения бельгийца в гостинице.
А я знал, в чем причина его озабоченности. Если бы премьер остановился в гостинице, то пинкертонов разместили бы в соседних номерах, они бы изображали из себя туристов, их бы кормили в ресторане, и они отсиживались бы в баре, потребляя напитки за счет ЦК партии. А если премьер расположится в посольстве, то им придется все дни и ночи напролет дежурить на улице в машинах, припаркованных рядом с посольством.
Генерал продолжал распространяться. Я его остановил:
— Я вас понимаю. Но я не уполномочен принимать решение.
— Куда я должен позвонить?
Я продиктовал номер телефона.
— Кого я должен спросить?
И я спокойно ответил:
— Громыко Андрея Андреевича.
Генерал помолчал, потом после сухого «спасибо» повесил трубку.
Потом мы смеялись всем отделом.
191. Бурные часы в Шереметьево
Большего беспорядка и неразберихи, чем в аэропорту Шереметьево во время встречи иностранных делегаций, прилетевших на похороны Брежнева, я не видел никогда.
К счастью, я имел дело со швейцарцами, а народ они аккуратный и дисциплинированный. Посол К. Фриче беспрекословно выполнил всё, о чем я его просил. Ровно в два часа дня он подъехал на своем мерседесе к МИДу. За рулем сидела только что приехавшая дама, новый советник-посланник. Я сел к ним в машину, и мы отправились в Шереметьево.
Зал для встречи гостей в Шереметьево напоминал стадион во время крупных футбольных матчей. В это трудно поверить, но… потеряли единственный экземпляр документа, где были проставлены номера машин, закрепленных за руководителями делегации. И я видел, как Фидель Кастро, Индира Ганди и другие вполне узнаваемые персоны ждали машин по часу.
Я оставил посланницу в машине, и мы с послом через комнату пограничного контроля проникли в зал прилета. Там благополучно встретили министра иностранных дел Швейцарии Пьера Обера. По протоколу ему следовало принести соболезнование от имени швейцарского народа. Для этого в Шереметьево дежурил председатель Совета Союза Верховного Совета СССР А. Шитиков, который к тому времени уже был очень солидно навеселе. Когда я подвел к нему Обера, он практически ничего не соображал. Я развернул его в сторону Обера и объяснил:
— Сейчас швейцарец будет выражать соболезнование.
Шитиков хлопал глазами и произносил непонятные слова.
— Выражайте, — повернулся я к Оберу.
Тот произнес пару слов.
Шитиков еле успел промямлить нечто похожее на «спасибо», как его развернули в сторону О. Пальме.
Потом мы поехали в Колонный зал. Я предупредил министра, что венок, который он привез и который у него забрали по прилете, найти вряд ли удастся, поэтому ему дадут какой-нибудь другой.
Социалист Обер все понимал и соглашался. Но, к удивлению, Фриче в груде венков углядел швейцарский крест. Мы вчетвером не без труда вытащили нужный венок, и я понес его к гробу Брежнева.
192. Похороны Брежнева
В день похорон следовало прибыть на Красную площадь к восьми тридцати. Но швейцарец есть швейцарец, даже социалист. Мы приехали без десяти восемь. Подошли к кордону из чекистов.
— Это кто? — указывая на меня и Обера, спросил главный у стоящего рядом шефа мидовского протокола Д. Никифорова.
— Оба — главы иностранных делегаций, — ответил Никифоров.
Я удивился: Никифоров отлично меня знал, но, никак не отреагировав, прошел дальше вместе с Обером.
Позже я узнал, в чем дело. Оргкомитет по похоронам разрешил проходить к мавзолею только по одному представителю от государства. Никаких сопровождающих и переводчиков.
Накануне возник скандал из-за делегации Сан Марино. Светлейшая республика Сан Марино, старейшая республика на планете — основана 3 сентября 301 года. И с тех пор главами ее являются два капитана-регента, избираемые на полгода. Они не имеют права участвовать в каких-либо церемониях поодиночке. Если один из них такое допустит, он автоматически лишается должности. Мидовцы пытались объяснить это чекистам. Бесполезно. Выручил мудрый министр иностранных дел Италии Аминторе Фанфани. Он сказал:
— Идите к Берлингуэру.
Энрико Берлингуэр, генеральный секретарь Итальянской компартии, жил в гостинице ЦК на Сивцевом Вражке. К нему отправился наш дипломат, объяснил, в чем дело, и через час пришло распоряжение: пустить двоих.
Гостей из соцстран и глав компартий собрали слева от мавзолея, остальных справа. Было очень тесно. Лица все были знакомые. Строгие мужчины и две дамы — Индира Ганди и Имельда Маркос, жена президента Филиппин.
— Смотрите, — сказал Пальме Оберу. — Ганди вот-вот окажется рядом с Зия-уль-Хаком.
Это было немыслимо: руководители находящихся в состоянии войны Индии и Пакистана рядом.
— Лучше всех мне, — веселился Обер. — У Швейцарии дипломатические отношения со всеми государствами.
— Неправда, — вмешался я. — Есть то, с которым у вас нет дипломатических отношений.