– Там!..в лесу.
– Эй, кто там? – громко крикнул парижанин, и его тон был преисполнен любезности. – Не соизволите ли войти?
Это сердечное приглашение, произнесенное самым учтивым тоном юного создания, никогда ранее не бывшего уличным мальчишкой, возымело желаемый результат.
Зеленый занавес открылся во второй раз, на сей раз медленно и осторожно, и на «сцене» появились двое странных существ. Сначала воинственный вид молодого парижанина смутил нежданных гостей, хотя и сами они были вооружены до зубов; но затем Фрике, «сраженный» в высшей степени миролюбивым поведением аборигенов, опустил великолепное лезвие своего мачете (абордажной сабли) и, улыбаясь, двинулся навстречу незнакомцам.
– Вот так штука! – как обычно насмешливо воскликнул юноша. – Они уродливы, как обезьяны, и грязны, как содержимое тележки старьевщика.
– Не то слово, – подхватил Пьер ле Галль, – они остро нуждаются в чане воды, в добром куске мыла и в том, чтобы по ним пару раз прошлись шваброй.
– Но вопреки своему не слишком приятному виду, они, кажется, не таят никакой задней мысли и не намерены превратить нас в ромштексы, а потому пусть будут дорогими гостями.
Застывшие в изумлении перед подобным многословием, новые герои нашего повествования действительно не вышли лицом. Среднего роста, приблизительно метр шестьдесят сантиметров, наряженные в основном в медные браслеты и кольца, вдетые в нос и в мочки ушей, дикари, однако, отдали дань некой стыдливости и водрузили на чресла драпировки сомнительного цвета.
Их тела покрывал толстенный слой грязи, а ноги были изъедены язвами, что, без сомнения, являлось следствием плохого или неполноценного питания, плюс к этому дикари источали острый мускусный запах, способный повергнуть в ликование целую стаю кайманов.
Невзирая на покрывающие их раны и грязевую корку, коренастые, плотно сбитые, черные с желтым отливом телá аборигенов выглядели достаточно сильными. Но их фигуры не были наделены тем изяществом, что отличало папуасов, описываемых ранее. Кривые ноги, плоские ступни, короткая шея. Что касается голов, то они нисколько не походили на головы людоедов с острова Вудларк. Крупные круглые головы непрошеных гостей были будто вытесаны рукой неумелого подмастерья скульптора. Огромные, выдающиеся надбровные дуги напоминали о мордах больших антропоморфных обезьян, под бровями сверкали крошечные злобные глазки, довершали картину приплюснутый нос, квадратные, мощные челюсти типа тех, что бывают у догов, полные губы. Все это «великолепие» дополняло малопривлекательное выражение лица, которое казалось похожим на раздавленную маску.
Их слегка вьющиеся волосы были неумело заплетены в неопрятные косы, свисающие с затылков, словно кукурузные початки. Крупные круглые медные браслеты, покрытые патиной, украшали запястья и предплечья дикарей. У одного из чернокожих большое кольцо из раковины в носу странным образом изгибалось и причудливо обрамляло рот; другой довольствовался длинным куском кости, уродовавшим его ноздри. Голубые и красные шрамы – следы давних татуировок – пестрели на плечах островитян, извиваясь, бежали вниз по спине и заканчивались на груди и на животе, складываясь в прихотливые узоры.
Каждый дикарь был вооружен двухметровым копьем с бамбуковым наконечником и древком, декорированным большим пучком перьев казуара, а также грубым деревянным луком с тетивой, сплетенной из волокон ротанговой пальмы. Очень прямые и очень легкие стрелы, длиной около одного метра пятидесяти сантиметров, были, как и копья, изготовлены из бамбука, а их костяные наконечники оказались покрыты многочисленными зазубринами. Оружие внешне устрашающее, но в действительности не слишком опасное, особенно если принимать во внимание неловкость, свойственную папуасам, которую не раз описывали заслуживающие доверие исследователи. [49]
Полностью удовлетворенные происходящим, нежданные гости позволили несколько минут любоваться собой, причем интерес белых людей они сносили совершенно равнодушно, как медведь из басни, не высказывая никаких претензий, а затем принялись с жалостливым видом хлопать себя по животам. Подобный жест во всем мире означает одно: «Я голоден!»
Фрике сразу же понял смысл столь выразительной пантомимы и произнес:
– Вы пришли как раз вовремя. Вот вчера нам было бы весьма затруднительно пригласить вас отобедать; сегодня – иное дело. Кладовая набита провизией, или, как сказал бы Пьер ле Галль, продовольственный трюм полон… Но так как вы не понимаете ни морского, ни французского языка, а столь длинная речь походит на надувательство, вот вам еда, чтобы заморить червячка.
Закончив тираду, Фрике протянул голодающим целый «каравай», слепленный из саговой муки, большой кусок мяса кенгуру, связку бананов и «гарнир» из «капусты» саговой пальмы.
Невозможно описать словами то выражение блаженства, что появилось на лицах островитян, когда они увидели столь щедрое подношение. Их толстые губы расплылись в широкой улыбке, явив на свет два ряда внушительных зубов с эмалью, не испорченной бетелем. Затем, не теряя времени, дикари раскрыли два рта, напомнившие две бездонные пропасти, улыбки пропали как по мановению волшебной палочки, и еда принялась с невероятной быстротой исчезать в глотках чернокожих визитеров. Трапеза изголодавшихся «зверей» длилась четверть часа. В течение пятнадцати минут можно было слышать лишь скрежет коренных зубов, сопровождавшийся яростным вращением глаз, гримасами, покачиванием бедер и глотательными движениями, свойственными ненасытным птицам со скотного двора, у которых слишком большой кусок время от времени отказывался пролезать в глотку. Казалось, что насыщаются не только желудки дикарей, но и все их естество. Затем эта странная гимнастика подошла к концу – животы островитян переполнились. Оба приятеля, наевшись до отвала, принялись толкать друг друга локтями, издавая счастливое «О!», и удовлетворенно поглаживать животы, которые из впалых превратились в подобие массивных бочонков.
После этого визитеры пробормотали несколько слов на неизвестном языке, к великому огорчению Фрике, мечтающему обменяться с дикарями хотя бы двумя-тремя фразами.
И тут, ко всеобщему изумлению, Виктор, который, видя немыслимую прожорливость гостей, прятался за спинами европейцев, преодолел свой ужас, приблизился к незнакомцам и что-то сказал им.
– Ах! Неужели ты понимаешь их невероятный язык? – спросил совершенно ошарашенный Фрике.
– Нет, Флике. Дикали немного говолят малайски. Моя понимать малайски.
– Малайский, они говорят на малайском языке. Но тогда получается, что где-то неподалеку отсюда обитают более-менее цивилизованные люди. Вот дьявол! Это коренным образом меняет наши планы.
Увы, надежды оказались напрасными. Гости потерпевших кораблекрушение, хотя их знание малайского языка было весьма и весьма ограниченным, все же смогли предоставить европейцам некоторые любопытные сведения. Вот что рассказал Виктор, без сомнения, усердный переводчик, но чья речь также нуждалась в определенном переводе.