Могила | Страница: 81

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Калабати начала дергать за ручку двери. С тех пор как Кусум запер ее, она проделывала это уже тысячи раз. Ручка поворачивалась, но дверь не открывалась. Изучив все детально, Калабати обнаружила, что Кусум все продумал заранее и устроил так, чтобы дверь можно было открыть только снаружи.

И вдруг стальная дверь открылась. Калабати отступила. В каюту вошел Кусум, держа в руке коробку. В глазах брата она увидела сочувствие.

— Что ты сделал с Джеком? — обеспокоенно спросила Калабати, глядя ему в лицо.

— И это твоя главная забота? — мрачно спросил Кусум. — Тебя не волнует, что он чуть не убил меня?

— Я хочу, чтобы вы оба были живы! — воскликнула она совершенно искренне.

Похоже, Кусум слегка успокоился.

— А так оно и есть. Мы — оба живы. И Джек останется живым, если не будет вмешиваться в мои дела.

Калабати почувствовала слабость. Теперь, зная, что Джек не пострадал, она почувствовала себя свободной, чтобы сконцентрироваться на своем деле. Она шагнула к брату.

— Кусум, позволь мне уйти отсюда, — попросила она. Она не хотела его умолять, но мороз пробегал по коже от одной мысли, что она проведет еще ночь запертой в этой каюте.

Прекрасно понимаю, что эта ночь не из лучших в твоей жизни, — сказал Кусум, — мне очень жаль. Но потерпи, долго это не продлится. Сегодня вечером я отопру дверь.

— Вечером? Но почему не сейчас?

Он улыбнулся:

— Потому что мы еще не отчалили.

У Калабати упало сердце.

— Мы отчаливаем сегодня?

— Течение изменится после полуночи. Я уже предпринял меры, чтобы заполучить последнюю из Вестфаленов. И когда она будет в моих руках, мы отправимся в плавание, в Индию.

— Очередная старушка?

Калабати заметила, как передернулось лицо брата.

— Возраст тут ни при чем. Единственное, что имеет значение, — она последняя из рода Вестфален.

Кусум поставил на стол коробку и начал распаковывать ее. Он вынул две маленькие упаковки с фруктовым соком, судки с салатом, бумажные стаканчики и столовые принадлежности. На дне коробки лежали газеты и журналы, все на языке хинди. Кусум открыл судки, и наружу вырвался запах овощей и риса с карри.

— Я принес тебе поесть.

Несмотря на отчаяние и подавленное состояние, Калабати почувствовала, как ее охватил страшный голод. Но она заставила себя отвлечься от чувства голода и посмотрела на открытую дверь. Если резко броситься вперед, то можно захлопнуть дверь с той стороны и убежать.

— Умираю с голоду, — сказала она, двигая стол в угол, чтобы поставить его между Кусумом и дверью. — Кто приготовил?

— Я купил это в маленьком индийском ресторанчике на Пятой авеню. Владельцы — супружеская пара из Бенгалии, замечательные люди.

— Не сомневаюсь.

Чем ближе пробиралась Калабати к двери, тем сильнее стучало ее сердце. А вдруг у нее не получится? Сделает ли он ей больно? Она посмотрела налево. До двери оставалось всего пара шагов. Да, она сможет это сделать, но боялась...

Сейчас или никогда!

Калабати кинулась к двери. Крик ужаса сопровождал ее действия, когда она схватила ручку и захлопнула дверь. Когда Кусум подбежал к двери, Калабати уже успела запереть замок и закричала от радости.

Бати, приказываю тебе, открой немедленно! — закричал Кусум с безумной злостью.

Она побежала к наружной двери. Нет, она не сможет чувствовать себя спокойно, пока между ней и братом не будут тонны стали.

Треск за спиной заставил ее обернуться. Она увидела, как дверь вылетела под ударом ноги Кусума. Он выбежал в коридор и погнался за сестрой.

Ее охватил ужас. Солнечный свет, свежий воздух и свобода разлетелись в пух и прах, разбившись о стальной люк. Калабати надавила на него, но, прежде чем успела открыть, подбежал Кусум и отбросил ее в сторону, она упала на спину.

Не произнося ни слова, он поднял ее, взял за пояс на талии и потащил назад в каюту. Втолкнув в каюту, взял за ворот блузки.

— Никогда не пытайся повторить это! — сказал он, глаза его яростно блестели. — Глупо! Если бы даже тебе удалось закрыть меня, ты бы все равно не добралась до порта, если, конечно, не умеешь спускаться по канату.

Она попыталась вырваться, но почувствовала, как пуговицы на блузке разлетелись в разные стороны.

— Кусум!

С дикими глазами, тяжело дышащий, он походил на бешеное животное.

И сними...

Он через открытую блузку схватил ее за бюстгальтер и попытался сорвать его, отчего она едва не задохнулась, затем повалил на кровать и бесцеремонно выхватил поясок из блузки...

...эти...

...затем стащил с нее трусы...

...грязные...

...затем стащил остатки блузки и бюстгальтер.

— ...тряпки!

Он бросил все ее вещи на пол и растоптал их ногой.

Калабати билась в истерике. Наконец Кусум успокоился. Его дыхание выровнялось. Он внимательно посмотрел на сестру, которая остатками одежды пыталась прикрыть свою наготу.

Кусум сотни раз видел ее обнаженной. Она частенько ко демонстративно расхаживала перед ним без одежды, чтобы позлить его. Но сейчас, приниженная и раздавленная, она пыталась прикрыться.

На его лице появилась дьявольская улыбка.

— Скромность — лучшее украшение девушки, дорогая сестренка. — И, взяв коробку, которую принес с собой подал ее Калабати. — Прикройся.

Боясь пошевелиться, но еще больше боясь возразить ему, Калабати неуклюже сунула руку в коробку и достала светло-голубое сари с золотыми полосками. Еле сдерживая слезы и ярость, она стянула с себя остатки одежды и обернулась в шелковую материю. Она боролась с чувством безнадежности, обуявшим ее. «Должен же быть какой-то выход!»

— Отпусти меня! — попросила Калабати, когда почувствовала, что может владеть своим голосом. — Ты не имеешь права держать меня здесь!

— Никаких больше рассуждений на тему: на что я имею право, а на что — нет. Я делаю то, что должен. Только вначале я должен выполнить до конца свою клятву, а потом смогу вернуться на родину и встать во главе тех, кто верит в меня, кто хочет положить свои жизни на то, чтобы вернуть Индию на путь истинный. А пока я не очистил свою карму, я не заслуживаю их доверия и не могу управлять людьми.

— Но это твоя жизнь! — закричала Калабати. — Твоя карма.

Кусум медленно покачал головой:

— Наши кармы переплетены, Бати. Неразрывно. И то, что я должен сделать, должна сделать и ты. — Он перешагнул через порог выбитой двери. — А сейчас я ухожу, я обязан присутствовать на экстренной сессии в ООН. Вечером вернусь с ужином.