Как-то за одну ночь мне удалось выполнить одиннадцать вылетов. Был период распутицы, и мы летали с пойменного луга – там дерновина плотная. С вечера на тросах с откоса туда спускали самолеты, а утром затаскивали обратно. Аэродром был всего километрах в пятнадцати от линии фронта. В ту ночь дул сильный западный ветер километров 50 в час – только взлетел, не долетая линии фронта, у тебя уже высота 800–1000 метров. За линию фронта зашли (цель была недалеко), бросили бомбы. Убрал газ и на малом газу долетаешь до мигалки – путевая скорость километров 150 в час. От мигалки до аэродрома… А еще и боковой ветер, снос большой и сажать тяжело. Только сел, не успели перекурить, техники кричат: «Бак заправлен, бомбы подвешены!» Опять взлетаешь, опять то же самое, и вот за ночь 11 вылетов! Это шестая часть того, что я за 3 месяца сделал! А где-то в конце марта приказ: «Полку погрузиться в эшелон, самолеты оставить в дивизии – и в Харьков». Когда приехали в Харьков, наш полк переформировали в 620-й шап. За две недели переучили на Ил-2, и стали мы гонять штурмовики из Харькова, куда их пригонял другой полк, на фронт. Летали в основном по маршруту Харьков – Кировоград – Тирасполь или Бердичев. Если на Польшу лететь, то Бердичев, а если в Румынию – Тирасполь. За нами все время Ли-2 ходил. Сдали самолеты. Сели в Ли-2 и обратно в Харьков. И опять погнали самолеты.
Больше боевых вылетов я не делал. Ну, а за 66 вылетов меня наградили двумя орденами Красной Звезды.
– Какой была окраска самолетов?
– Зеленые. Никакого камуфляжа не наносили – ночью зачем он нужен?!
– Линию фронта на какой высоте проходили?
– Над линией фронта, как правило, «эрликонов» не было и никто по нам не стрелял. Где-то метров 600 набираешь, если не хватает, где-то чуть-чуть задержишься. На цель выходили на 800–1200 метров. Вот на аэродром когда ходили, там набирали 1500 тысячи и на малом газу шли со снижением, чтобы шума мотора не было слышно с земли. Двигатель, конечно, не выключали, а то потом не запустишь. У меня был такой случай в Богатоле. Мороз под 30 градусов, и мы с курсантом решили немножко схулиганить, опуститься пониже. Задросселировал двигатель и, пока планировал, подзастудил его. Стал газы давать, а он не забирает. Еле расшуровал его, даже запаниковал, стал смотреть, где мне тут приземлиться в случае чего. Так что выключить его можно только вынужденно.
– Контроль бомбометания был?
– Никакого.
– Потери в полку были?
– Боевых потерь за то время, что я был в полку, не было. Была вынужденная посадка ночью. Федя Куликов летал на Р-5, и они с штурманом сели ночью в тылу у немцев. Их крестьяне переодели, и они месяц добирались обратно в полк. Вернулись и опять стали летать.
– Сколько обычно было вылетов за ночь?
– По-разному. От двух до пяти. Все зависит от расстояния до цели, погоды, ветра. Правда, дальше пятидесяти километров за линию фронта мне летать не приходилось.
– С истребителями противника приходилось сталкиваться?
– Нет. Был такой случай. Мы перебазировались из-под Белой Церкви дальше на запад, а там остался один техник – что-то он ремонтировал. Рано утром меня послали на У-2 забрать его и привезти на новый аэродром. Я лечу, тихое утро, только рассвело. Не долетая аэродрома километров пять, я вдруг вижу справа «мессер». Летчик на меня посмотрел и пошел дальше. Почему он меня не тронул? А ведь сбить меня было легко – я его, черта, не видел. Вот такой был разгильдяй!
– Дневные боевые вылеты у Вас были?
– Нет. Только спецзадания, вроде того, что я только что рассказал.
– Как был организован быт летчиков?
– Площадки искали поближе к деревне, в которой и жили по хатам. В феврале, помню, я заболел, простудился. Хозяйка положила меня на печь: «Грейся, сынок». Поила меня разными отварами. Ночь была нелетная – низкая облачность, туман. Приходит ко мне летчик моего звена Жулин. Сам слегка навеселе и мне приносит самогона. Налил стакан: «Командир, на! Полечись». Выпил. Он говорит: «Пойду к Машке». У нас в полку были девушки-оружейницы, которые пулеметы чистили, ленты набивали патронами, взрыватель заворачивали – делали легкую работу, а парни вешали бомбы. Этот Жулин шел по огородам, на него напала собака, он вытащил пистолет и, выстрелив в воздух, прогнал ее. После этого пистолет засунул в карман шинели. Зашел в квартиру, где Машка жила. Хозяйка говорит: «Она ушла к подруге». – «Ладно, сейчас покурю и пойду спать». Вытащил пистолет, взял за ствол и рукояткой ударил по столу, видно, с досады, что не застал. Пистолет выстрелил. Пуля попала в печень. Он один раз вздохнул – и все. Когда я поступал после войны в академию, на мандатной комиссии спросили: «А за что вы получили десять суток домашнего ареста на фронте?» Я стал соображать. Мать честная! Вспомнил: да, был приказ по дивизии, мне десять суток командир дивизии дал за то, что у меня застрелился летчик в звене. Но, видимо, это формально было – летать-то надо. Так что жили в основном нормально. Кормили хорошо.
После полетов шли на завтрак: сто граммов, и спать. Бывало, спать приходилось на аэродроме подскока. Там ничего нет, даже кроватей. Комбинезон меховой, унты, солому подстелил, воротник закинул, лег и спишь. Ничего – спали, да так крепко, что ой-ей-ей!
А дальше зимой дни короткие – подготовка (разборы, происшествия, политзанятия, изучение приказов), а дальше длинная ночь. Я же почти все вылеты сделал зимой. Еще, помню, на фронте мы изучали новый гимн: «Нас вырастил Сталин на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил…» Ходили строем и его пели.
– Между вылетами ночью только штурман шел отчитываться за вылет, а летчик обычно спал в кабине?
– Никто никуда не ходил. Тут вешают бомбы, мы уходим в сторону на перекур. Не успеешь покурить – уже кричат: «Самолет заправлен, бомбы подвешены, можно взлетать». Все отчеты писали потом, за ночь. Если за каждый вылет писать отчеты, надо целую канцелярию держать.
– При интенсивных вылетах штурман брал управление на себя?
– Нет. Продолжительность полета по запасу бензина – это полтора часа. Тут и усталости нет.
– А был ли мандраж перед боевым вылетом?
– Нет. Не ощущалось. Работа, боевая работа.
– Батальон аэродромного обслуживания у вас был?
– А как же, в каждом полку был. Обслуживал он нас хорошо – ни с боеприпасами, ни с горючим проблем не было, этого хватало.
– Насколько У-2 живучий?
– Достаточно живучий, гореть там особо нечему. Надо сказать, что я дырок не привозил. Вот над Львовщиной, когда перегоняли Ил-2, нас обстреливали даже после войны. Приходилось привозить дырки.
– Командир полка летал?
– При мне ни разу. Заместители и комиссар летали в хорошую погоду и недалеко.