Теперь усложним картину. Собака отправляется играть в мяч с двумя кроликами. Кролик в красной футболке дает собаке мяч. Кролик в зеленой футболке отнимает мяч и убегает. Как вы думаете, какого из кроликов потом выберут дети? Пятимесячные младенцы всегда (ну, примерно в 80 % случаев) выбирали хорошего кролика – того, который давал собаке мячик. А вот начиная с восьми месяцев дети уже обладали достаточно хорошей памятью, чтобы для них было важно, какая именно собака участвовала в сценке. Если это была хорошая собака – та, которая прежде помогала тигренку, – то да, они выбирали кролика, давшего собаке мяч. Но вот если это была плохая собака, мешавшая тигренку, то картина резко менялась. Дети полагали, что такую собаку надо, наоборот, наказывать. И в 75 % случаев они предпочитали кролика, отобравшего мяч у плохой собаки [17].
Надеюсь, я вас еще не запутала окончательно, потому что сейчас будет самая важная часть истории. В третьем эксперименте детям для начала давали выбрать, какая еда им нравится (например, крекеры или зеленые бобы). Допустим, ребенок выбрал крекеры. Теперь ему показывают двух кроликов, которые тоже пробуют еду из обеих мисок. Один кролик, пробуя крекеры, говорит: “Мммм, вкуснятина!”, а о бобах отзывается неодобрительно. Второй наоборот. После этого кролик играет в мяч с двумя собаками. Одна собака дает ему мяч, вторая отбирает мяч и убегает. И после этого ребенку нужно выбрать, какая собака ему нравится.
Вы, наверное, уже догадались? Если в выступлении участвовал кролик, который любит правильную еду, – хорошей оказывалась собака, которая ему помогает. Но вот если кролик любил всякую гадость (например, бобы), то хорошей оказывалась та собака, которая отобрала у него мяч. Девятимесячные дети совершали такой выбор в 75 % случаев. А дети, которым было уже 14 месяцев, совершали такой выбор в 100 % случаев [18]. Все очень просто. Если кролик любит то же самое, что и мы, то это хороший кролик, его друзья – наши друзья. Если кролик не любит то, что любим мы, то это плохой кролик, и мы одобряем его врагов. Детей этому никто не учил. Просто, ну… это же очевидно! Это часть человеческой природы.
Наша человеческая природа не предрасполагает нас к тому, чтобы быть хорошими. И не предрасполагает к тому, чтобы быть плохими. Но у нас, по-видимому, есть врожденная склонность к сопереживанию, особенно когда речь идет о знакомых. У нас есть врожденные представления о справедливости. У нас есть склонность одобрять тех, кто поступает хорошо. И склонность одобрять тех, кто поступает плохо по отношению к плохим. И склонность считать плохими тех, кто любит не то же самое, что и мы. И на базе всего этого человек создал Бога по образу своему и подобию своему. И дальше именем Бога совершал множество очень хороших поступков и множество очень плохих поступков. Потому что религиозные предписания можно трактовать в очень широких пределах. И вообще любые нравственные предписания можно трактовать в очень широких пределах. Можно заботиться о ближних, можно ненавидеть чужаков. Можно бушевать, когда соседу дают виноград, а можно самому делиться с ним виноградом. Можно одобрять собачку, которая помогает тигренку достать игрушку, а можно одобрять собачку, которая отнимает мяч у плохого кролика. И, что характерно, все это можно делать совершенно независимо от того, верующий вы или атеист.
Допустим, оказалось, что на Европе – это спутник Юпитера – существует разумная жизнь (такую гипотетическую ситуацию описывает Борис Штерн в научно-популярной книжке “Прорыв за край мира”). Вы отправляетесь туда в экспедицию и обнаруживаете, что практически все жители Европы в большей или меньшей степени склонны к тому, чтобы при встречах друг с другом проводить невероятно сложный ритуал приветствия, включающий, например, чтение 7 длинных поэм, 48 взмахов хвостом, 14 подмигиваний и 18 поцелуев. Все, у кого вы брали интервью, сообщают, что так делали их предки испокон веков, а также подчеркивают, что в других частях планеты ритуалы могут отличаться, но в той или иной форме все равно присутствуют. Если вы – эволюционный психолог, то после знакомства с этими данными вас заинтересуют два вопроса. Во-первых, существуют ли какие-либо биологические предпосылки к тому, чтобы развивать такие сложные ритуалы приветствия? Какие гены, какие гормоны, какие области мозга задействованы в том, чтобы поддерживать правильную последовательность ритуалов, – и в том, чтобы у жителей Европы вообще существовала склонность к их выполнению? Во-вторых, почему так получилось, что эти ритуалы закрепились в ходе эволюции? Давали ли они какое-то преимущество сами по себе (возможно, помогали отличать своих соплеменников от посторонних)? Что, если это побочный продукт каких-то других адаптаций, например, юные жители Европы склонны с потрясающей точностью запоминать движения взрослых, необходимые для правильного подледного плавания, а заодно перенимают и бессмысленный ритуал вращения хвостом при встрече, просто потому, что перенять сразу все формы родительских движений гораздо естественнее для них, чем разбираться, что нужно имитировать, а что незачем?
Примерно так земные эволюционные психологи рассматривают религию – правда, если честно, общепризнанных научных концепций тут пока ненамного больше, чем в изучении вопроса о возможности существования жизни на Европе, спутнике Юпитера. В 2004 году генетик Дин Хамер (он уже встречался нам в главе про гомосексуальность) ввел в моду словосочетание “ген Бога”. Подразумевался ген, кодирующий белок VMAT – он работает в мозге и отвечает за транспорт некоторых нейромедиаторов, в том числе дофамина и серотонина. Хамер сообщил, что, согласно его исследованиям, один из вариантов этого гена связан с высоким уровнем духовности (измеряемой с помощью специальных опросников). К сожалению, Хамер не опубликовал эти данные в рецензируемом журнале (а только в популярной книжке), и поэтому научное сообщество не стало всерьез заниматься их проверкой. Маленькое исследование университета Редландса [19], проведенное в основном ради того, чтобы научить студентов расшифровывать собственную ДНК, не обнаружило связи между духовностью и VMAT – что, впрочем, не означает, что ее не существует, ведь для выявления слабых эффектов нужны большие выборки. Несколько более проработана история про “шлем Бога”, который применял в своей лаборатории нейрофизиолог Майкл Персингер. Он использовал очень слабое магнитное поле, чтобы воздействовать на височную кору испытуемых, и около 80 % из них заявляли, что чувствуют “чье-то присутствие”, причем многие трактовали это ощущение с использованием религиозных образов [20]. Интересно, что в статье 2001 года Персингер сравнивает силу магнитного поля с излучением компьютерного монитора [21]. С тех пор, конечно, наши мониторы стали излучать гораздо меньше; вот интересно было бы посмотреть, как соответственно снизилась и религиозность в развитых странах! Эксперименты Персингера пытались воспроизводить многие исследователи, но с переменным успехом [22], [23]. Зато известно, что примерно у 4 % людей с височной эпилепсией приступы и в самом деле сопровождаются интенсивными религиозными переживаниями [24].
Попыткам объяснить религию с эволюционной точки зрения посвящено намного больше статей, чем поиску соответствующих ей генов или участков мозга. К сожалению, в таких публикациях, как правило, много умозрительных рассуждений и мало экспериментальных данных (работа большая и сложная, а рассматривать религию как предмет интереса естественных наук люди начали относительно недавно). Существующие гипотезы делятся на две большие группы [25]. Ряд исследователей полагает, что религия сама по себе – полезная адаптация, способствующая внутригрупповому альтруизму (в этой связи часто упоминаются исследования дорогостоящих ритуалов, полезных для выживания сообществ, которые я описывала чуть выше). Другие считают, что религия – это побочный продукт, следствие существования других важных свойств мозга, например нашей склонности искать для всех вещей логичные объяснения, или же нашей не менее важной склонности предполагать, что другие существа (иногда воображаемые, но чаще настоящие), как и мы сами, способны чувствовать и мыслить.