— Ч…т…о?!
— А вот то. Ты — царская сестра. Анна сейчас всю школу под своим крылом держит, Татьяна тоже занята, ты одна остаешься. Не Любаву ж тревожить? У нее чадо малолетнее, да и отец не восхочет. А вот ты — самое то, что надобно. Сил и энергии у тебя хватает, у отца ты получишь, что захочешь, да и тебе самой… разве не интереснее будет, чем в тереме платья‑то отсиживать?
— Куда как интереснее. Но…
— Еще и но?
— Разве ж я справлюсь?
— Конечно.
Софья спокойно извлекла из кармана пачку бумажных листов.
— Вот посмотри. Проект приюта святой Ирины.
— Кого?!
— Святой Ирины. А что тебя не устраивает, тетушка?
Вот теперь Софья явно ехидничала — и царевна не упустила свой шанс.
— А чего ж не святой Софии?
И вдруг увидела на лице девочки искреннюю и светлую улыбку.
— Мне Алешка пообещал, когда захватим Константинополь — он в мою честь обратно Святую Софию наименует. А на мелочи я не размениваюсь.
Что могла сказать на это царевна?
— Ну и нахалка ж ты, племянница!
— На том стоим и движемся. Ты не отвлекайся, сюда смотри. Здания построим, это недорого. Все остальное тоже будет, пусть батюшка с боярами поговорит. Ты прикинь, что надобно будет, а уж потом сядем вместе, составим список, с кого что трясти. С кого шерсть, с кого рыбу…
— Дадут?
— Не дадут — стрясем шкуру.
Судя по лицу Софьи и многозначительной ухмылочке — стрясет. Причем три шкуры, а четвертую еще и отрастить побыстрее потребует.
— И подумай, кто тебе надобен из учителей.
— Из кого?
— Тетка Ирина, ну рассуди сама. Женщины. Кто и с детьми. То есть надобно отдельные помещения для детей, их чему‑то учить, хоть бы и грамоте, чтобы не носились целый день, надобно самих женщин обучать — они ж отвыкли от нашего уклада, надобно их пристраивать, хоть бы и служанками, а лучше — замуж выдавать.
— За кого, Соня?!
Я царевны голова шла кругом, но племянница и не думала теряться.
— Как — за кого? Пленные обратно пойдут — это раз. Воины, опять же… за кого отдать — найдется. Но я с этим не справлюсь, и без того много тяну.
— Интересно, что такого ты тянешь?
— Ирина, тебе ведь это не интересно. Так что давай — садись и начинай работать. С планом ко мне, от меня — к отцу, а там и работать. Здание уже строится.
— Где?
— Рядом с Белопесоцким монастырем.
— Это ж далеко!
— Да вовсе нет. И тебе туда не пешком идти, довезут. Зато монастырь рядом, деревни, опять же, с продуктами полегче, а с рабочей силой подешевле. Да и удобно там, Ока рядом, по реке‑то многое доставить можно. Опять же, монастырь невелик, сильно мешать не будут, а то в больших сколько времени на интриги потратишь!..
— Из Кремля уехать…
— Так и я здесь не сижу. Зато сама себя хозяйка. Кто тебе возразить посмеет?
Ирина задумалась.
— Время на размышления у меня есть?
— Дней десять. Потом предложу тетке Татьяне. Хоть и не хочется ее отпускать, но она‑то порядок наведет.
Зная сестру?
Ирина в этом и не сомневалась. Еще как наведет.
— я подумаю…
Ирина и не замечала, как придвигает к себе поближе драгоценные листки.
Уходя, Софья усмехалась. Клюнула?
Еще как, наживка аж из попы торчит! А пусть!
Ей не разорваться, а у тетки Ирины и сил и времени навалом. Справится, никуда не денется.
Да и о людях позаботиться надобно.
А еще…
Цинично звучит?
Тем не менее, власть крепка тогда, когда народ ее любит. И ежели прибавится еще пара тысяч, а то и десятков тысяч человек, на которые она будет опираться — тем лучше.
Софья помнила Медный бунт. А еще понимала, что для осуществления ее планов людям придется потуже затянуть пояса и крепиться. И мало ли какие найдутся смутьяны?
Ей же хотелось, чтобы рядом с каждым смутьяном в какой‑то момент появился человек, который рявкнет: 'Ах ты… Да я царевичу жизнью обязан! А ты!!!' или 'Да моя жена в приюте у самой царевны воспитывалась! А ты!!!' И — в зубы. И никак иначе.
Справится ли она?
Но если не делать, то чего и спрашивать?
* * *
Марфа бросилась брату на шею, позабыв про все церемониалы. Расцеловала, всхлипнула…
— Алешенька! Я знала, знала, что ты придешь!
— Конечно, а как же иначе?
— А тут некоторые говорили, что русские нам в спину ударят! Представляешь, какова наглость?
Алексей вскинул брови, взглянул на зятя.
— Вот как?
Михайло усмехнулся.
— Несколько лет войны так легко не избыть.
— И то верно… Михайло, отдай мне тех говорунов? Пойдут с войском, сами поверят, чтоб мы до турок дошли?
— Договорились. К вечеру будут готовы, завтра с тобой выступят. А покамест — прошу ко мне, переговорим без лишних глаз.
Марфа к лишним глазам не причислялась. И она восторженно ахнула, когда Алексей достал из кармана небольшой мешочек — и на стол покатились крупные изумруды. Пусть пока и не обработанные.
— Бог мой!
Алексей протянул мешочек зятю. Михайло непонимающе взял, взвесил на руке, оценил камни…
— Это на оружие и припасы. Денег в казне нет, но эти игрушки всеми ценятся, под них можно получить большую сумму…
Михайло кивнул.
— Да, ростовщики охотно их примут…
— Вот и отлично. Мне нужна еще провизия, лошадей надо бы заменить кое — каких… ну а остальное — направляй за нами.
Михайло кивнул. Тиски, сдавливающие сердце, чуть приразжались. Есть люди, есть деньги, на эти изумруды можно еще полк снарядить, даже два…
— Передай царю мою благодарность…
— Я‑то передам. Но он тоже просил передать, что лучшей благодарности, чем счастье дочери — для него на свете нету.
Марфа усмехнулась, так, чтобы мужчины не видели. На лбу у Михайлы было написано крупными буквами: 'какое счастье, что я на ней женился!'.
От пира в честь царевича, Алексей Алексеевич отказался, самых непонятливых шляхтичей пригласил с собой на войну, заявив, что плевал на всех оскорбленных разом. Дуэль? Дуэли — это пошлость, вы лучше за родную землю кровь проливайте, а не друг в друга острыми железками тыкайте. Тоже мне — честь нашли! Делом лучше займитесь! И вообще — в военное время ваши поступки к государственной измене приравнять можно! и так войска толком нет, так вы еще и число верных людей уменьшаете! Да вы, батенька, турецкий шпион и провокатор?