Судорожно-«готический» шрифт вопиял: «Господину Алексею Карловичу Шведову лично! Я предупреждал полицию о готовящемся оборотнем Панченко убийстве Свистунова, однако, мне не поверили, пренебрегли точными сведениями. В итоге погибли два человека! Убедительно прошу Вас, примите необходимые меры на этот раз: сегодня готовится нападение на кассу Императорского университета!!! Malum consilium consultori pessimum».
Вспомнив неудачный опыт «собственноручной» подписи, на сей раз он, Думанский, ограничился единственным словом — «правовед».
Пошарив в кармане, он незаметно протянул сложенную вдвое депешу с четвертным билетом внутри молодому провизору, которому более всего пошел бы не белый халат, а студенческая тужурка.
— Ради всего святого, передайте полиции сразу, как только я уйду! Сведения чрезвычайной важности.
Проглядев наскоро содержание «чрезвычайной депеши», для чего ему пришлось оторваться от чтения нелегального издания партии социалистов-революционеров, передовой юноша неприязненно оглядел странного посетителя. По всей вероятности, он принял его за обыкновенного филера.
В университет добрались, когда «верные люди», которые должны были сделать самую грязную работу, обеспечив все условия для «чистого искусства» такого виртуоза, как Кесарев, уже завершили свою отвратительную миссию. В одной из обширных аудиторий под охраной двух субъектов в надвинутых низко, почти до самых глаз кепи, судя по неумолкающему протестному ропоту, были заперты заложники — преподаватели и те, кто имел несчастье оказаться в тот момент рядом с ними. В воздухе витал кислый, ни с чем не сравнимый запах пороха. Шахматный узор керамической плитки пола, затоптанного грязной уличной обувью, был нагло нарушен. Адвоката покоробило при мысли, что он будет сейчас грабить главную альма-матер Империи, в том числе и своих коллег-юристов.
— Давай туда, поскорее! — едва налетчики ворвались в узкий коридор университетской бухгалтерии, «Кесарева» толкнули в сторону кассы. — Вот твой инструмент, открывай скорее, некогда миндальничать.
Шагнув в полуоткрытую дверь, Викентий Алексеевич чуть было не споткнулся о тело кассира, беспомощно завалившееся между комнатами, рискуя удариться головой о сейф. Сжав зубы и буквально заставив себя перешагнуть через убитого, фальшивый Кесарев оказался таким образом в главной кассовой камере прямо перед массивным несгораемым шкафом. Кто-то быстро сунул ему в руки саквояж с инструментами.
— Ишь, нежный какой! В натуре барышня, — проворчал кто-то вслед. — Нет чтобы прямо по жмуру пройти, укусит он, что ли?
— А Яхонт-то каков фрухт! — донеслось до тонкого слуха дворянина Думанского. — Никогда не в деле — все-то в стороне, все-то он на стреме, будто малец или особый какой. Издаля наблюдаеть — антилигенция!
— Нашел чему удивляться! Он и есть особый фрухт политический, сознательный шибко. Таких, как мы, за людей не считает, гонит, будто скотину на убой, — заметил, кажется, Егорушка, зло сплюнув.
Оказавшись в относительном покое, Думанский для вида вытащил из кожаного баула несколько крючковатых железок в смазке, о назначении которых мог лишь догадываться, и принялся для вида ковыряться в замке. «Что будет, когда они поймут, что я не в состоянии открыть его? Если скажу, что в участке меня ударили головой об стенку и теперь у меня амнезия — неужели их удовлетворит такое объяснение? Тут бессмысленно придумывать оправдания».
В этот момент с улицы раздались выстрелы и донесся отчетливый топот множества ног. Находящиеся внутри здания налетчики принялись стрелять в ответ. Судя по всему, их оказалось гораздо больше, чем можно было вначале предположить. Стреляли из окна рядом с кассой и из аудитории — оттуда, где содержались заложники. Однако число бандитов все же сокращалось, а оставшиеся перебегали от окна к окну, изо всех сил создавая впечатление плотной, хоть и беспорядочной, стрельбы.
— Давай же, падло, открывай! — послышался над самым ухом Викентия-«Кесарева» яростный крик. — Нечего, в натуре, рассусоливать! А то самого завалим, раз от тебя толку никакого. Так Яхонту и доложим: был фартовый шнифер да весь вышел.
В это же время кто-то из стоявших у окна закричал, невольно оттягивая бесславный конец «взломщика»:
— Ша, братва! Фараоны как саранча прут! — и продолжил беспорядочную стрельбу.
В суматохе возобновившейся перестрелки Думанский огляделся, ища путь к спасению. На глаза неожиданно попался труп несчастного кассира. Хватаясь за соломинку, адвокат начал судорожно его обыскивать. В одном из карманов обнаружилась связка ключей.
«На Тя уповаю, Господи!» — воззвал Викентий Алексеевич из глубины существа…
Мысленно прочитав эту короткую молитву, он вставил первый попавшийся ключ в замочную скважину сейфа. В замке что-то щелкнуло, раздался мелодичный звон и тяжелая дверца точно сама собой отскочила в сторону. За ней было несколько полок, сплошь заваленных пачками ассигнаций, перетянутых крест-накрест аккуратно склеенными орлеными полосками. На нижней полке сиротливо белела приличная стопка мелко исписанных бумаг.
Адвокат незаметно спрятал ключи в карман и быстро вставил в замок одну из отмычек — для виду.
— Гляди-кось ты — открыл, холера! Ложь давай сюда! — Кто-то из налетчиков сунул Думанскому нечто вроде холщового почтового мешка. — А мы уж думали: не то скис Кесарев, не то скурвился.
Когда мешок оказался наполнен доверху, усатый налетчик в гороховом пальто вырвал его из рук лже-шнифера, крепко завязал, и, подойдя к окну, в котором вместо стекла торчали жалкие осколки, метким броском отправил по направлению к мотору, где рядом с шофером восседал Яхонт собственной персоной.
В следующее мгновение раздался выстрел, усатый перевернулся через подоконник и замер, повиснув наподобие омерзительной окровавленной тряпки, однако Яхонт, успевший поймать мешок с деньгами, поспешно удалился с «театра военных действий», преследуемый жандармами. Из переулков как раз новым потоком хлынули серые шинели и бескозырки с голубым околышем.
Вскоре мотор оказался в положении зайца, преследуемого сворой борзых. Последнее, что можно было разглядеть, пока авто не скрылось за углом, оказались безвольно мотающаяся из стороны в сторону голова шофера, гуттаперчевый Яхонт, который, перегнувшись через сиденье и дотянувшись до руля, пытается управлять мотором, да «архаровцы», уже отовсюду наседавшие на лакированную авто-таксу.
Думанский недолго тешил себя надеждой, что после того, как он оказал требуемую услугу, про него наконец-то все забудут. В помещение кассы стремительно ворвались два запыхавшихся налетчика, как раз те, которых Викентий Алексеевич в начале дела видел возле дверей вестибюля.
— Рвать когти надо! — отчаянно прокричал первый бандит — Федька Косой. — Сматываемся! Яхонта повязали.
— Давай, чего ждешь? — подхватил другой. — По каторге соскучился?
«В самом деле, — подумал адвокат. — Теперь для всех я Кесарев, тот самый, фото которого моими же стараниями расклеены на каждом столбе и каждой афишной тумбе. Ничего не остается, как бежать вместе с этими».