Джерри подождал, пока прошла смена дежурных, дал Келли возможность осмотреться и подошел к нему. Он показал сержанту свою журналистскую карточку и заключение следователя.

– Мне сказали, что вы можете помочь мне найти остальные бумаги этого дела.

– Надо же, ему сказали! – буркнул Келли, едва взглянув на него, и затем посмотрел на листок. Начав читать, он рассмеялся. – Джэсмин Кордо? Это же старое-престарое дело. Ее я знал хорошо. Зачем такие, как вы, ищут сведения о таких, как она?

Беккер подумал, что, сказав немного правды, сможет вызвать симпатию у старого пьянчуги.

– Мой друг – он сирота – имеет основания думать, что она может оказаться его матерью.

– Да что вы? Джэззи – чья-то мать? Не похоже. В свое время она была одной их самых классных шлюх в центре города.

– Шлюха? – Беккер почувствовал жар в крови. Мать Стивенса была проституткой! Какой материал для очерка! – Вы уверены?

– Конечно, уверен. Одних приводов у нее на протокол в милю длиной.

Слишком хорошо, чтобы быть правдой. И становится все лучше.

– А убийцу ее нашли?

Келли покачал головой.

– Не-а, какой-то тип прикончил ее и сбежал. Прирезал и забрал у нее выручку.

Что-то здесь не сходилось.

– Если она была такая дорогая штучка, что она делала в переулке возле Сороковой?

– Это она сначала была дорогой, но пристрастилась к героину и покатилась вниз. В конце концов стала промышлять в переулках. Обидно! В свои лучшие годы она была красоткой.

– Что случилось с папкой, где ее дело?

– Хотите взглянуть? – спросил Келли, поднимаясь из-за стола. – Пошли, я покажу.

Они спустились обратно в затхлый подвал, но на этот раз пошли в отгороженный угол, где Келли снял кусок материи, закрывавшей от пыли сравнительно новый шкаф для бумаг.

– Мои личные папки, – объявил он. – Все случаи, с которыми я имел дело, все жертвы и преступники, которых я знал. Держу здесь их дела.

– То, что надо! – Какая удача! – Зачем это вам?

– Для моей книги. Да, я собирался написать книгу о том, как был участковым, обходил свой участок в центре. Думаете, такую станут покупать?

– Зависит от того, как ее написать, – сказал Беккер, чувствуя, куда клонит собеседник, и опасаясь этого.

– Вы ведь писатель, верно? Может, поможете мне?

– Конечно. Первоклассный материал, выглядит очень интересно, – сказал Беккер, стараясь, чтобы это прозвучало искренне. – А папка Кордо у вас есть?

– Конечно.

Келли открыл свой личный шкаф, порылся в верхнем ящике – Беккер заметил в глубине его полупустую бутылку виски – и вытащил папку из плотной бумаги. Он открыл ее и стал перелистывать. Беккер еле удерживался, чтобы не вырвать папку у него из рук.

– Все на месте?

– Вроде да. Я просто хотел проверить, не потерялось ли ее фото восемь на десять. Ее сняли, когда она была танцовщицей, до того, как узнала, что шлюхи зарабатывают больше. Да вот она! – Он протянул Беккеру снимок. – Ну что, хороша?

Минуту Беккер смотрел на снимок в немом изумлении. А потом, несмотря на сокрушительную неудачу, не смог удержаться и расхохотался.

4

У Джима вспотели ладони и дрожали пальцы. Ему пришлось трижды повторить комбинацию цифр, прежде чем в двери сейфа щелкнуло.

Почему я придаю этому такое значение?

Он повернул рычаг направо и, потянув, открыл дверцу. Внутри он увидел три полки. Две из них были совершенно пусты, а третья почти пуста.

– Выглядит, как холодильник у заядлого приверженца диеты.

Он освободил третью полку и перенес все ее содержимое на ближайший стол. Оно состояло из четырех дневников по годам, таких же, как те, что он уже нашел, небольшого томика в черном переплете и очень большой зеленой книги. Кроме этого, имелся еще только незапечатанный плотный конверт, в каких пересылают официальные документы. Джим открыл его и обнаружил внутри несколько сот долларов в десяти– и двадцатидолларовых купюрах.

Заначка,решил Джим.

Кэрол раскрыла большую зеленую книгу.

– Посмотри-ка.

Джим глянул ей через плечо и увидел выцветший черно-белый снимок Хэнли без рубашки, держащего на руках младенца, явно новорожденного. На фото стояла дата: «6 янв. 1942».

– Ручаюсь, что это я! – воскликнул Джим. – Этот новорожденный – я.

– Смотри, какой он волосатый, – сказала Кэрол. – Он никого тебе не напоминает!

Джим улыбнулся:

– Интересно, росли ли волосы у него на тыльной стороне ладоней?

С удивлением смотрел он на улыбающееся лицо Хэнли. Счастливый отец, иначе не назовешь. Джим перевернул страницу и увидел другой снимок: кирпичный фасад многоэтажного здания. Он сразу узнал его.

– Это Харбор-Террес-Гарденс. Мы жили там в квартире, пока мне не исполнилось семь лет.

За этим следовало несколько нечетких больших фотографий неизвестного ребенка, игравшего перед многоквартирным домом. Затем их ждал шок: групповое фото с надписью теперь уже знакомым почерком Хэнли: «Детский сад, 1947».

– Это моя группа! А это я в Конце второго ряда!

На каждой следующей странице помещалось по одной групповой фотографии и по отдельному портрету.

– Где он это брал? – спросила Кэрол. – Думаешь, Иона и Эмма...

– Нет, уверен, что они ничего не знали о Хэнли. Он мог запросто пойти в фотографию и купить там отпечатки, правда?

– Конечно, видимо, так и было, – ответила Кэрол как-то натянуто.

Джим взглянул на нее.

– Что не так?

– У тебя не возникло неприятного чувства, когда ты узнал, что он все время тайно наблюдал за тобой?

– Вовсе нет. Наоборот, в каком-то смысле мне это приятно. Это говорит о том, что, хотя он отказывался от меня, отцовского чувства не утратил. Большую часть жизни – вплоть до 1942 года – он прожил в доме на Манхэттене. Потом внезапно продал его и переехал в Монро. Теперь я знаю почему. Чтобы наблюдать за тем, как я расту.

При мысли об этом на сердце у Джима потеплело.

Он не растил меня, но никогда не забывал обо мне, и значит, в конечном счете, не отверг, был всегда рядом, наблюдая за мной.

–Идем дальше, – сказала Кэрол со смешком, который прозвучал натужно. – Футбольные годы.

Последовали многие страницы с газетными вырезками. Хэнли не пропускал ни одного упоминания имени Джима, даже если это был только список игроков, участвовавших в матче. Он подчеркивал его имя и наклеивал вырезку в этот альбом.