Нам требовалось создать серию существ, генетически идентичных своему родителю. (Обрати внимание на единственное число.)
Если хочешь, клонов.
Мы должны были найти способ произвести на свет бесполым путем человеческое существо, человека-клона.
Теперь, когда отвлекаешься от азарта тех поисков и рассматриваешь эту затею без лишних эмоций, она представляется пугающей. Но в ту пору мы с Дерром были целиком захвачены азартом. Нами двигала страсть и пыл первооткрывателей. Нас ничто не пугало. Проблемы этики и чувство ответственности не волновали нас.
Единственным волновавшим нас вопросом было «как это сделать».
Выращивание культуры тканей исключалось. Человеческий организм – сложная система, состоящая из множества различных тканей. Мы не могли выращивать отдельные органы, а потом собирать их воедино на манер современного Франкенштейна.. Нам нужен был способ побудить человеческий яичник образовать яйцеклетку с диплоидным, а не с гаплоидным ядром. В результате путем девственного размножения появится клон, но только женского пола. Однако будет положено начало. И вот случайное замечание Дерра толкнуло нас на верный путь: «Очень плохо, что мы не можем взять яйцеклетку и поместить в нее нужный нам генотип».
Это был один из редких моментов взаимного озарения. Вы удивленно смотрите друг на друга, вскакиваете на ноги, бегаете по комнате и, как безумные, выкрикиваете различные идеи. Так было с Дерром и со мной.
Оглядываясь сегодня назад, я думаю, что мы действительно лишились рассудка.
Но это было восхитительное безумие. Нет слов, чтобы описать охватившее нас возбуждение. Я не променял бы то незабываемое время ни на что на свете. Нас обоих охватило чувство «всеспособности». Не знаю, есть ли в словаре такое слово, но если нет, его надо придумать.
Мы чувствовали, что стоим на пороге чего-то эпохального, что совсем близко от наших ищущих рук лежит разгадка тайны творения.
И эта разгадка принадлежит только нам двоим. Именно это обстоятельство было особенно волнующим. Только Дерр и я владели Великим открытием. С нами, конечно, работали лаборанты, но задачи каждого из них были узко ограничены. Мой трехэтажный городской дом мы частично превратили в две лаборатории. Одни сотрудники работали в лаборатории на третьем этаже, другие – в лаборатории в подвале. Только мы знали цель отдельных исследований. Результат в целом представлял собой нечто значительно большее, чем сумма его отдельных частей.
Мы начали с малого, стали искать водяную яйцеродную рептилию с достаточно большими яйцами. Мы остановились на земноводных. Это была идея Дерра. Он учился в Европе, где для опытов часто используются лягушки. Мы приобрели большой запас лягушек – зеленых и чисто белых альбиносов. Можно было приступать к работе.
После многих проб и ошибок мы разработали технику удаления гаплоидного ядра из яйцеклетки зеленой лягушки и замены диплоидным, взятым из клетки альбиноса. Теперь вся генетическая информация из лягушки-альбиноса находилась в яйцеклетке зеленой. В известном смысле эта яйцеклетка была оплодотворена. После многих неудач и срывов нам наконец удалось получить то, что мы хотели. Вскоре мы были буквально завалены белыми головастиками.
Это было открытие, которое вызвало бы скандал в научных кругах (и, конечно, также в религиозных и философских). Подумай только: мы добились размножения, не прибегая к половому контакту. Это было грандиозным достижением.
Но мы не могли его опубликовать. Все, что мы делали в рамках проекта «Генезис», классифицировалось как сверхсекретное. Наша работа в полном смысле этого слова принадлежала правительству. Не скажу, что нас это не огорчало. Безусловно, мы огорчались, но считали, что можем подождать. Мы не имели права опубликовать результаты немедленно, но когда-нибудь сможем это сделать. В тот момент мы совершенно искренне считали, что слишком заняты для того, чтобы тратить время на подготовку документов, которые потребуются для публикации нашей работы.
Усовершенствовав нашу микрометодику, мы перешли к млекопитающим. Я не стану утомлять тебя скучными деталями относительно каждого вида, с которым мы работали, – все это день за днем задокументировано в серых папках. Достаточно сказать, что после казавшейся нам бесконечной повседневной утомительной работы мы сочли, что готовы заняться яйцеклеткой человека.
Естественно, что первостепенной проблемой являлось получение исходного материала. Нельзя просто послать заказ на гросс человеческих яйцеклеток в магазин, снабжающий лабораторным оборудованием и материалами. Мы вступили на очень зыбкую почву. Нам пришлось бы продвигаться вперед очень осторожно, даже если бы мы ни от кого не зависели, но дополнительное бремя секретности, взваленное на нас правительством, связало нас по рукам и ногам.
Тут мне пришла в голову блестящая мысль обратиться за помощью к самому правительству. Я сказал нашему куратору из военного министерства, что нам нужны человеческие яичники. Полковник Лофлин был одним из немногих в правительстве, знавших о существовании проекта «Генезис». Он помолчал буквально мгновение, потом спросил:
– Сколько?
Очень скоро мы были обеспечены регулярными поставками человеческих яичников в замороженном физиологическом растворе. Некоторые из них были поражены раком, но многие оказывались только кистозными и давали нам небольшое количество жизнеспособных нормальных яйцеклеток. Мы занимались микропересадкой, поместив их в питательную среду.
Оказалось, что яйцеклетка человека не переносит большого количества манипуляций. Двойная травма при извлечении ядра и введении вместо него другого оказалась непосильной нагрузкой для клеточной оболочки. Мы разрывали одну яйцеклетку за другой. Тогда мы разработали метод инактивации генетического материала внутри яйцеклетки с помощью ультрафиолетового облучения. Теперь мы могли оставлять старое гаплоидное ядро на месте и вводить новое в цитоплазму непосредственно рядом с ним.
Наконец пришло время найти диплоидные ядра человека для трансплантации их в яйцеклетки. С этим должны были возникнуть проблемы. В ходе работы, когда мы с Дерром постепенно продвигались через исследование тканей млекопитающих к человеческим тканям, мы выяснили, что не можем использовать любое ядро из любой клетки в организме млекопитающего. Как только такая клетка полностью дифференцируется (то есть становится частью кожи, печени или другого органа), ее ядро теряет способность регенирировать организм в целом. Пришлось обратиться к первоисточнику половой клетки – к диплоидной клетке, которая делится на две гаплодные половые клетки, то есть сперматоциты первого порядка. А чтобы получить его, мы должны были проникнуть в здоровое функционирующее яичко человека.
Я добровольно согласился на это.
Назови это проявлением охватившего нас безумия. Или прагматизмом.
Полковник Лофлин прислал нам все яички, какие мог, но они не годились. Найти нетронутые здоровые яички было трудно.
Кроме того, у меня был ряд причин желать введения в яйцеклетку моего собственного генотипа. Первая из них – эгоцентризм. Я признаю это, не извиняясь. Весь проект был задуман мною. Я хотел, чтобы моя работа имела результатом появление целого поколения новых Родериков Хэнли. Вторая причина носила более практический характер: мне нужна была уверенность в расовой принадлежности генотипа донора. Не вставай на дыбы, не обвиняй меня в расизме, узнав это. Я имел на то свои причины, и скоро ты их узнаешь.