– Так почему ваш народ не истребил их всех, пока они находились в коровьей ипостаси? – спросил Ааз. – Ведь это так просто.
– Только на первый взгляд, – сказал Харольд. – Забить жвачных было бы несложно, если бы не заклинание, не позволяющее нам так поступить. Это колдовство ничего не позволяет нам делать, кроме как готовить себя к столпотворению. И вот уже в течение многих столетий мы в полнолуние толпой выходим на съедение. – Печально покачав головой, Харольд продолжил: – Люди Жвачника превратились в благопристойных коров, которые лишь в полнолуние становятся вампирами, чтобы устраивать оргии и пить нашу кровь. Что касается нас, то мы превратились в пищевой продукт для своих парнокопытных хозяев. Ни на какие великие (впрочем, как и малые) дела мы не способны. Мы сумели выжить – и все.
Харольд посмотрел в окно. Солнце уже было готово исчезнуть за вершинами гор.
– Следуйте за мной, и побыстрее, – сказал он, направляясь в сторону ванной.
– В чем дело? – поинтересовалась Танда.
– На ночь я превращусь в корову, а вампиры заполнят замок, чтобы подкрепиться. Если вы не укроетесь в помещении с мощным магическим экраном, они вас найдут и убьют.
Харольд провел нас в ванную комнату, открыл настенный шкафчик, нажал в нем какую-то кнопку и отступил, когда стена за унитазом отошла в сторону.
– Это самое защищенное помещение во всем замке, – сказал он. – Оставайтесь здесь до тех пор, пока я не открою дверь. Ни при каких обстоятельствах отсюда не выходите. Вы меня понимаете?
– Понимаем, – ответил Ааз.
Я первым вошел в закрытое для магии помещение. Гленда и Танда последовали за мной. Ааз, чуть задержавшись, перекинулся парой слов с Харольдом и вошел следом за нами.
За ванной комнатой оказался вырубленный в скале зал. Камень стен был весь пронизан золотыми прожилками. В зале было тепло, а золото стен слегка светилось, создавая приятный полумрак. Все помещение было заполнено древними манускриптами и свитками, антикварными столами, креслами и прочими предметами мебели. Такого количества старья в одном месте я никогда раньше не видел. Когда мы все оказались в комнате, Харольд, не говоря ни слова, задвинул панель.
– Даже доброй ночи не пожелал, – буркнула Танда, а Гленда молча направилась к стоявшей у стены антикварной кровати.
– Я вздремну, если не возражаете. – Она улеглась на древнее ложе и смежила веки.
– Отличная мысль, – произнес Ааз, взглянул на меня, извлек на свет добытый им шнур с золотой нитью и приложил палец к губам, призывая всех нас хранить тишину. Взяв одеяло с другой античной кровати, он подошел к Гленде: – Позволь мне тебя укрыть. Ночью здесь может быть прохладно.
– Спасибо, – сонно пробормотала Гленда.
Ааз склонился над ней и знаком пригласил Танду и меня подойти ближе. Я понятия не имел, что задумал мой наставник.
Ааз укрыл Гленду одеялом и мгновенно набросил на нее шнур. Это было сделано настолько ловко, что Гленда ничего не почувствовала. Он опять же знаком велел мне достать свободный конец шнура, который свалился на пол за кроватью. Я встал на колени и сделал так, как он приказал. Ааз сделал вид, что заправляет под ней одеяло. Затем он одним движением затянул шнур, связал концы в узел и отступил от кровати. Мы с Тандой сделали то же самое.
Я не понимал, как всего один виток шнурка сможет удержать Гленду. Более того, я не имел ни малейшего представления, зачем нужны эти сложные манипуляции.
Но Ааз явно знал нечто такое, что мне было неведомо, и в этом не было ничего удивительного.
Гленда начала двигаться взад-вперед, взад-вперед, пытаясь освободиться от уз, но золотой шнур, удерживающий ее, даже не натянулся сильнее. Она открыла глаза, и такого ужаса во взгляде мне никогда еще видеть не приходилось.
– Что происходит? – прошептал я.
Ааз знаком приказал мне молчать, а Гленда открыла рот в беззвучном крике. Ее спина изогнулась дугой и в такой необычной позе девица пробыла не меньше минуты. Это была самая долгая минута в моей жизни.
Я не мог оторвать от нее глаз, ужас на ее лице потряс меня. Но вот эта бесконечная минута прошла, и все закончилось. Гленда плюхнулась на спину, закрыла глаза и захрапела. Ааз махнул мне рукой, и мы двинулись через комнату, лавируя между книгами, рукописями и древней рухлядью.
– Ну и что же произошло? – спросила Танда за мгновение до меня.
– Харольд дал мне шнур, который не позволил ей стать вампиром, – ответил Ааз. – Прошлой ночью они оставили ее в живых только потому, что она им очень понравилась.
– Так вот почему тела Гленды не оказалось в морге среди остальных покойников, – сказал я.
– Именно. Они хотели превратить ее в вампира. Сделать своей.
– Так, значит, теперь она не станет вампиром? – спросил я, оглядываясь на кровать, на которой храпела Гленда.
– Кто знает, – пожал плечами Ааз. – Шнурок мы, во всяком случае, снимем только утром.
– А как насчет следующих двух ночей? – поинтересовалась Танда.
– Посмотрим, – засмеялся Ааз.
Будь моя воля, я не снимал бы с нее веревки целый месяц. Что касается Гленды, мой девиз был предельно прост: «Лучше сейчас перестараться, чем потом сожалеть». Врагу своему не пожелал бы провести ночь среди обломков древней культуры, со страхом ожидая, что вот-вот твою кровь высосут ставшие вампирами коровы.
Помещение, в котором мы оказались, было довольно обширным и имело потолок в виде купола. Повсюду стояли стеллажи с древними манускриптами, перемежающиеся грудами антикварной мебели. В отличие от Ааза и Танды я не был книжным червем, интересующимся всякими допотопными писаниями. Все эти манускрипты и свитки были покрыты пылью, и их было противно взять в руки. Потеребив пару ветхих книг, похожих на поваренные, и решив, что готовиться в кулинары не буду, я отправился в другое крыло зала, где нашел прелестную древнюю кроватку. Почти очистив ее от пыли, я огляделся и завалился спать.
Сон не приходил. Танда и Ааз о чем-то шептались, а я сам был слишком возбужден дневными событиями, чтобы уснуть. Перед моим мысленным взором бесконечной чередой проходили коровы, вампиры и заваленные трупами столы в морге. Поняв, что уснуть не удастся, я повернулся на спину и принялся пялиться в потолок.
Так я мучился примерно час, то закрывая глаза в безуспешных попытках уснуть, то открывая снова. Открыв в очередной раз глаза, я вдруг понял, что смотрю на нечто весьма любопытное. На гладком каменном потолке я обнаружил очень древний рисунок. Покрытый пылью веков, он был почти невидим в неярком свечении позолоченных стен.
Но рисунок там точно был, и чем дольше я в него вглядывался, тем лучше осознавал, что в комнате нет ничего более важного, чем этот рисунок кисти древнего художника.
Это был план замка. Но на плане замок был изображен не в его теперешнем виде, а таким, каким он был во времена графа Жвачника. Я напряг зрение и разглядел довольно четкие очертания строения. Я нашел жилище Харольда, которое в свое время было личными покоями графа Жвачника. Помещение, в котором мы находились, когда-то служило библиотекой, а комната с коровьими черепами значилась под названием «Королевское хранилище».