– Как я понимаю, он был не особенно хорошим студентом? – попытался я скрыть улыбку.
– О, напротив, он был одним из самых способных студентов, какие когда-либо здесь учились. Пожалуй, именно поэтому преподаватели и администрация готовы были закрыть глаза… гм, на некоторые черты его характера. Пока Аазмандиус учился здесь, он шел впереди своего класса, и все пророчили ему блестящее будущее. Я не уверен, сознавал ли он это. Но еще задолго до занесения его в список выпускников среди преподавателей возникли жаркие споры. Одни считали, что после выпуска его следует привлечь к преподавательской работе в институте. Другие настаивали, что при его высокомерии вводить его в постоянный контакт со студентами будет… ну, проще говоря, по их мнению, его темперамент больше подходит для частной практики, школа же тоже получит свое – в виде финансовых пожертвований от прежнего питомца… предпочтительно присланных откуда-нибудь издалека.
Это новое погружение в прошлое Ааза увлекло меня. Однако я не мог не отметить кое-каких неясностей в рассказе хранителя документации.
– Извините, – обратился я к нему. – Но правильно ли я расслышал, что вы послали Гретту посмотреть досье Ааза в картотеке недоучившихся? Если он так хорошо занимался, то почему не стал выпускником?
Изверг тяжело вздохнул, и лицо его выразило искреннюю боль.
– Его семья потеряла состояние после серии неудачных инвестиций. Лишившись финансовой поддержки, он покинул школу недоучкой… тихо ушел в середине семестра, хотя плата за обучение за этот период была внесена полностью. Мы предложили ему стипендию, чтобы он смог завершить свое образование… собрали даже по этому поводу внеочередное специальное заседание попечительского совета. Но он ее не принял. Очень жаль. Он подавал большие надежды.
– Это не похоже на того Ааза, которого я знаю, – нахмурился я. – Мне не приходилось видеть, чтобы он отказывался от денег… ему достаточно их предложить… Он что, сослался на какую-то причину отказа от стипендии?
– Нет, но в то время его было легко понять. Видите ли, семья его была очень преуспевающей, и он щеголял своим богатством перед менее удачливыми сокурсниками почти так же охотно, как и превосходством своих способностей. По-моему, он покинул школу, потому что для него даже мысль была невыносима о встрече с прежними дружками в новом качестве бедняка. Он был слишком горд, чтобы стать студентом-стипендиатом после того, как утвердился в роли аристократа. Аазмандиус, может, и не отказывался от денег как таковых, но, думаю, вы замечали в нем сильнейшее отвращение к благотворительности… или к чему-либо подобному.
Это имело смысл. Нарисованный им портрет Ааза или, как его здесь называли, Аазмандиуса, кажется, подтверждал сделанный Мотыльком анализ финансовых привычек моего старого наставника. Если ему пришлось пережить такой позор и самому увидеть, как его планы на будущее рухнули из-за неосторожного распоряжения деньгами, то это объясняло чрезмерную консервативность в его поведении и даже скупость, когда речь заходила о накоплении и охране нашего запаса наличных.
– Наконец-то!
Восклицание хранителя документации при возвращении Гретты оторвало меня от раздумий. Я почувствовал, как во мне растет предвкушение удачи, когда он взял папку и начал внимательно просматривать ее содержимое. Впервые после прибытия на Извр у меня появится верная нить, ведущая к Аазу. Затем я заметил, что он хмурится.
– Что случилось?
– Сожалею, господин Скив, – оторвался от папки хранитель документации, – похоже, у нас нет адреса вашего компаньона. Здесь только написано: «В отъезде». Наверное, понимая его финансовое положение, мы не так старались следить за ним, как обычно поступаем с другими питомцами.
Я боролся с нахлынувшей на меня волной разочарования, не желая верить, что после всего пережитого этот ход окажется еще одним тупиком.
– Разве он потом не обзавелся собственной школой, или бизнесом, или еще чем-то в этом роде? Я однажды встретил одного его ученика.
Изверг покачал головой:
– Нет. Об этом бы мы узнали. Возможно, он и обучал некоторых близких друзей или родственников… такое бывает среди занимающихся здесь. Но, думается, я могу с уверенностью сказать, что никаким официальным преподаванием он не занимался ни здесь, ни в каком-либо ином измерении. Мы бы услышали про это хотя бы потому, что его подопечные связались бы с нами для подтверждения его квалификации.
Теперь я вспомнил, что Руперта, того самого встреченного мной его ученика, мне представили как племянника Ааза. Подавленный ощущением безнадежности, я чуть не пропустил мимо ушей дальнейшие слова хранителя документации.
– Кстати, коли речь зашла о родственниках. У нас есть адрес его ближайшей родственницы… собственно, его матери. Наверно, если вы поговорите с ней, то, возможно, и выясните, где он.
Многое, чему она меня научила, сводится к «М»…
Эдип
Поиски адреса, данного мне хранителем документации, привели нас в закоулки измерения, где находились жилые районы. Хотя на первый взгляд Извр казался средоточием исключительно бизнеса, все же районы эти, и часто довольно респектабельные, в нескольких шагах от главных деловых и транспортных артерий вносили в первое впечатление существенные коррективы.
Район, где жила мать Ааза, не привел меня в восторг. Это не значит, что он выглядел невзрачным или грязным… по крайней мере не грязнее всего остального измерения. Просто он был убогим. Здания и улицы казались настолько захудалыми, что меня угнетала одна мысль о том, что тут вообще кто-то живет, не говоря уже о матери моего друга.
– Я подожду вас здесь на улице, – объявила Пуки, когда я выбрался из такси.
Я в удивлении посмотрел на нее:
– Разве вы не зайдете вместе со мной?
– Мне думается, важнее будет обеспечить вам отступление, – ответила она. – Внутри, по-моему, нет опасности, если это здание не рухнет, когда вы постучите в дверь… но тут уж я все равно ничего не смогу поделать. А что, вы боитесь не справиться со старой дамой?
Поскольку у меня не нашлось на это достойного ответа, я поднялся по ступенькам крыльца к двери. Там висел список имен и напротив каждого было по кнопке. Я без всякого труда нашел имя матери Ааза и нажал кнопку.
Спустя несколько мгновений из-за стены перед моим носом заскрежетал голос:
– Кто там?
Мне потребовалось лишь несколько секунд, чтобы догадаться о наличии какой-то системы вещания.
– Это… я, друг вашего сына Ааза… то есть Аазмандиуса. Нельзя ли мне поговорить с вами несколько минут?
Прежде чем пришел ответ, потянулось долгое молчание.
– Раз уж вы здесь, что ж, я поговорю с вами. Подымайтесь.
В двери что-то вдруг хрипло загудело. Несколько секунд спустя гудение прекратилось. Я терпеливо ждал.