В то время как Джоссельсон вынашивал планы о питаемой ядерной энергией Европе, объединённой концепцией демократической свободы, Дуайт Макдональд, по заданию «Инкаунтера», в котором он только что стал помощником редактора, находился в Египте, чтобы засвидетельствовать «недостойное» поведение европейских империй. Макдональд, похожий, по словам одного друга, на сумасшедшего профессора с сачком для ловли бабочек, был на пике своей карьеры: он только что завершил длинный очерк, заказанный Фондом Форда для журнала «Нью-Йоркер», и наслаждался возможностью поработать в таком высокоинтеллектуальном журнале, как «Инкаунтер». Поэтому было странно, что пребывание в Каире не стимулировало его сделать хороший репортаж. В действительности, услышав разрыв снаряда в соседнем с его отелем здании, он вскочил и ринулся в пригород, где прятался в течение нескольких дней, не выходя на связь с редакцией «Инкаунтера». Макдональд, вспоминавший свой арест в 1940 году за пикетирование советского консульства в Нью-Йорке как «весёлое приключение», теперь, похоже, потерял вкус к риску, ни разу не решившись выбраться из города, чтобы увидеть театр военных действий. «Мы выложили несколько сотен фунтов за его билет и оплатили отель, чтобы Дуайт смог составить «некролог» о Суэце, - вспоминал Ласки, - но то, что он написал, было категорически невозможно публиковать. Там он впал в писательский ступор, затем вернулся и просиживал в офисе по несколько месяцев, и единственным его компаньоном был тот же ступор» [745] .
Назначение Макдональда в «Инкаунтер» было спорным с самого начала. Джоссельсона никогда не удовлетворяла работа предыдущего редактора Кристола, и они спорили о том, каким должен быть журнал, с самого первого выпуска. Джоссельсон считал, что Кристола слишком интересовали особенности холодной войны, и требовал большего акцента на политическом аспекте журнала. «Мы не выпускаем журналы о культуре с большой буквы «К», и меня беспокоит твоё непонимание этого» [746] , - выговаривал Джоссельсон Кристолу (делая при этом замечание, подтверждающее комментария одного критика, что «Инкаунтер» - это политический пропагандистский журнал с культурными декорациями). Ласки, как всегда, соглашался с Джоссельсоном: «В середине 1950-х нас беспокоило, что «Инкаунтер» не уделяет должного внимания отношениям Советов и Восточного блока. Но Кристол не хотел этого делать, у него был непреодолимый страх идеологических дискуссий» [747] . Несмотря на попытки «построить» Кристола на ряде встреч в Париже, к началу 1955 года терпение Джоссельсона окончательно иссякло. «Ты будешь помнить, что на собрании нашего Исполнительного комитета все согласились: время, которое провёл «Инкаунтер», пытаясь преодолеть скрытое и явное сопротивление, потрачено не зря, - таинственно писал Джоссельсон, - но теперь пришло время двигаться дальше» [748] . Ответ Кристола не демонстрировал согласия: «В сущности, мне приходится делать всё по-своему... если мой подход оказывается неподобающим, то всегда есть стандартное решение» [749] . В то время как Кристол спокойно ссылался на то, что его можно отстранить, Джоссельсон уже был на шаг впереди, напутствуя Набокова и Ласки посещать «своих» людей и спрашивать, кого бы они могли порекомендовать в качестве нового редактора. Исайя Берлин, обычно консультировавший по подобным вопросам, порекомендовал Генри Стюарта Хьюза (Henry Stuart Hughes). Также советовали взять Филипа Хортона (Philip Horton) - бывшего кадрового сотрудника Управления стратегических служб и первого руководителя представительства ЦРУ в Париже в 1947 году, который на тот момент работал в журнале «Репортер» (The Reporter). Спендер тем временем усердно занимался подрывом позиций Кристола. «Я полагаю, дело в том, что он настолько помешан на конкуренции, что воспринимает любую задачу как конфликт, в котором он должен одержать победу, оставляя решение за собой либо саботируя решение, принятое его коллегой» [750] , - говорил он Джоссельсону, не оставляя у того ни малейших сомнений в необходимости отстранения Кристола.
«Когда Ирвинг уйдёт, мы сможем решать без промедления те вопросы, обсуждение которых он превращает в затяжные бои» [751] . Тем временем у Набокова был на примете свой кандидат. Набоков написал другу и доверенному лицу Артуро Шлезингеру, прося его «очень, очень тактично» прощупать Дуайта Макдональда. Шлезингер подошёл к делу с энтузиазмом. Был полон энтузиазма и Малкольм Маггеридж, чьё замечание, что Кристол - «отличный малый, но совершенно бесполезный и не способный никого здесь впечатлить», скрывало, по утверждению Ласки, то, что было «биологической ненавистью - он считал того варваром» [752] .
Джоссельсон согласился переговорить с Макдональдом и в июне 1955 года приехал в Нью-Йорк для встречи с ним.
Они неплохо ладили, однако Джоссельсон опасался, что с его придирчивым характером им будет трудно ужиться под крышей Конгресса. По словам Джоссельсона, он был «волком-одиночкой». Когда Сидни Хук узнал об этой встрече, то пригрозил выйти из Исполнительного комитета и сказал, что «разнесёт Конгресс в пух и прах» [753] , если Макдональд будет назначен на должность. Кристол, которого на протяжении всех этих переговоров держали в неведении, не поверил своим ушам, когда узнал, что на его место прочили Макдональда. «Это просто смешно - он ведь анархист и пацифист!» [754] - восклицал Кристол впоследствии.
К тому времени как Конгресс в сентябре 1955 года организовал в Милане конференцию «Будущее свободы», вопрос всё ещё не был решён. В течение всей той недели в середине сентября в отеле, где проживали делегаты, росла паутина интриг. Стюарт Хэмпшир занимался больше будуарным политиканством, нежели собственно дебатами (которые, по словам Ханны Арендт, были «ужасно скучными»). В то время как Джордж Кеннан акцентировал внимание на «Стратегии Свободы»: излюбленная тема Кеннана - свобода, как и внешняя политика, нуждалась в стратегической организации, - спальня Сидни Хука стала штабом ячейки, противостоявшей назначению Макдональда. Спустившись вниз по коридору, можно было попасть в спальню Артура Шлезингера, в которой собиралась фракция сторонников Макдональда. На кандидатуру Макдональда наложили вето, главным образом Сидни Хук, - вспоминал Хэмпшир. - И тогда я отчётливо понял, что тут не обошлось без вмешательства центра, это была работа аппарата. Безусловно, Дуайт свои слова не контролировал. Невозможно было предсказать, что он скажет или сделает в следующий момент. И они не собирались этого допустить» [755] .