«Монат» стал храмом для тех, кто верил, что образованная элита способна повести послевоенный мир путём, на котором она избежит исчезновения. Эта вера и сотрудничество с американской оккупационной администрацией были тем, что объединяло Ласки, Джоссельсона и Набокова. Как и Жан Кокто (Jean Cocteau), который вскоре после этих событий предупреждал Америку: «Вас не спасут ни оружие, ни деньги, но только думающее меньшинство, потому что мир угасает, когда совсем перестаёт думать (pense) и просто расходует (depense) своё время» [59] , они понимали, что одних только долларов из фондов «Плана Маршалла» будет недостаточно: финансовая поддержка должна быть дополнена разработанной программой культурной войны. Этот любопытный триумвират - политический активист Ласки, бывший закупщик универмага Джоссельсон и композитор Набоков - теперь балансировал на лезвии бритвы, пытаясь осуществить одну из самых амбициозных секретных операций холодной войны: привлечение западной интеллигенции к воплощению американских намерений.
«Невинность не существует. Самое лучшее,
что можно получить, -
это невинность, тронутую чувством вины».
Майк Хаммер в пьесе Майки Спилейн
«Поцелуй меня насмерть»
Американские намерения уже были сформулированы в «Доктрине Трумэна» и «Плане Маршалла». Теперь, с созданием Центрального разведывательного управления - первой американской разведывательной организации мирного времени, - началась новая фаза холодной войны. Созданному Законом о национальной безопасности от 26 июля 1947 года Управлению первоначально было поручено координировать военную и дипломатическую разведывательную деятельность. Однако решающим моментом, выраженным крайне неясным языком, стало предоставление полномочий на осуществление неопределённых «работ общего характера» и «также иных функций и обязанностей», которые Национальный совет безопасности (созданный тем же законом) может предписать. «Нигде в Законе 1947 года ЦРУ в явном виде не уполномочивается на сбор разведданных или на тайное вмешательство в дела других государств, - утверждалось позднее водном правительственном докладе. - Но гибкая фраза «также иные функции» была использована последующими президентами для того, чтобы подвигнуть Управление к шпионажу, тайным акциям, военизированным операциям и сбору сведений с помощью технических средств» [60] .
Создание ЦРУ знаменует кардинальный пересмотр традиционных парадигм американской политики. Те условия, которые были заданы при учреждении Управления, способствовали утверждению концепций «необходимой лжи» и «правдоподобного отрицания фактов» (plausible deniability) в качестве легитимных стратегий мирного времени и на долгое время создали невидимый правящий слой, чей потенциал злоупотреблений как внутри страны, так и за её пределами не сдерживался ни ответственностью, ни подотчётностью.
Опыт обладания неограниченными полномочиями был проиллюстрирован героем, давшим своё имя грандиозному роману Нормана Мэйлера (Norman Mailer) «Призрак Харлота». «Мы затычка в каждой бочке, - говорит Харлот. - Если хороший урожай является инструментом внешней политики, значит, мы обязаны знать погоду на следующий год. Те же самые требования касаются всего, что мы видим: финансов, СМИ, трудовых отношений, экономики, вопросов, обсуждаемых по телевидению. Где вообще проходит та грань, на которой заканчивается легитимная сфера наших интересов?.. Никто не знает, сколько у нас есть каналов влияния в разных полезных местах - сколько важных шишек в Пентагоне, морских капитанов, конгрессменов, профессоров в разных исследовательских центрах, специалистов по эрозии почвы, студенческих лидеров, дипломатов, юристов корпораций, да много кого ещё! Все они вносят свой вклад» [61] .
Владея авиалиниями, радиостанциями, газетами, страховыми компаниями и недвижимостью, ЦРУ за несколько десятилетий так непомерно увеличило своё участие в мировых делах, что люди начали подозревать его присутствие за каждым кустом. «Подобно тому, что говорила Дороти Паркер (Dorothy Parker), на долю ЦРУ выпадает и хвала, и порицание как за то, что оно делает, так и за многие вещи, которые оно даже и не думало делать», - жаловался позднее один из служащих Управления [62] . Безуспешные операции, вроде высадки в заливе Свиней, не сильно улучшили имидж ЦРУ. Негативный стереотип о ЦРУ рисует организацию, полную безжалостных, иезуитских, мерзких американцев, чья картина мира искажена множеством зеркал.
Несомненно, дальнейшая история только подтвердила эту версию. «Доктрина Трумэна» и инспирированный ею Закон о национальной безопасности санкционировали агрессивную политику и вмешательство в иностранные дела. Однако размах имперских авантюр скрыл до некоторой степени менее опасные истины о ЦРУ. Сначала его работники были воодушевлены сознанием поставленной задачи - «сохранить западную свободу от коммунистической тьмы», которую один сотрудник сравнил с «атмосферой внутри рыцарского Ордена тамплиеров» [63] . Преобладающее влияние в ранний период оказывали «аристократия» восточного побережья и «Лига плюща» - братство утончённых англофилов, которые находили убедительное оправдание своим действиям в традициях Просвещения и принципах, закреплённых Декларацией независимости.
В этом отношении ЦРУ унаследовало черты своего предшественника военного времени - Управления стратегических служб (УСС; Office of Strategic Services, OSS), учреждённого в 1941-м после атаки на Перл-Харбор и распущенного в сентябре 1945-го президентом Трумэном, заявившим тогда, что не хочет иметь дело с «гестапо» в мирное время. Этот примитивный страх мало отражал реальное положение в УСС, аббревиатуру которого в шутку расшифровывали Oh So Social (Ax, так социально) благодаря царившей в нём клубной коллегиальной атмосфере. Обозреватель Дрю Пирсон (Drew Pearson) называл его «одной из самых причудливых компаний, какую только видел Вашингтон, состоящей из дипломатов-дилетантов, банкиров с Уоллстрит и детективов-любителей» [64] . «Каждый сотрудник УСС носил ранец с карабином, несколькими гранатами, несколькими золотыми монетами и пилюлей с ядом, - вспоминал Том Брейден (Tom Braden), тесно сотрудничавший с шефом УСС Вильямом «Диким Биллом» Донованом (William «Wild Bill» Donovan; это прозвище он заслужил своими подвигами в борьбе с Панчо Вильей). Однажды Донован забыл свою ядовитую пилюлю в ящике стола в отеле «Дорчестер» и заставил Дэвида Брюса телеграфировать из Франции, чтобы горничная взяла её оттуда и выслала почтой. Он был оригинальным человеком, Билл Донован, легендой своего времени. Однажды он сказал мне: «Брейден, если ты вдруг окажешься в трудном положении, хватай свой нож и режь врага прямо по яйцам» [65] .