В то время как Ч. Д. Джексон работал над идеей Совета по психологической стратегии об организации тура «Метрополитен-оперы», он занимался и другим, более противоречивым аспектом планов компании. В марте 1953 года он узнал, что Рудольф Бинг (Rudolf Bing), генеральный менеджер «Метрополитен-оперы», хотел привлечь Вильгельма Фуртвенглера в качестве приглашённого дирижёра в сезоне 1953-1954 годов. На вопрос, думал ли он, что Госдепартамент может возражать против этого назначения, Ч.Д. Джексон отвечал, что никаких «косых взглядов по вопросу мистера Фуртвенглера» он не замечал. Он предупреждал, что могут быть «проблемы в сфере связей с общественностью» с точки зрения «Мет». В заключение он с ободрением произнёс: «Мой взнос заключаются в том, что к тому времени как он окажется здесь, никого уже не будет волновать, даже если он был бы самим Бельзенским зверем» [515] (речь идёт о коменданте нацистского концентрационного лагеря 191 «Берген-Бельзен» Йозефе Крамере, прозванном узниками лагеря Бельзенским зверем за жестокость. - Прим. ред.).
Американский комитет за свободу культуры, по-видимому, действовал подобным образом, хотя и выражал это в более деликатной форме. Когда в феврале 1955 года еврейская группа «Бейтар» протестовала против появления Герберта фон Караяна в нью-йоркском представлении Берлинской филармонии - «Любители музыки, не посещайте сегодняшний кровавый концерт», Комитет лоббировал отрицательное отношение Американской федерации музыкантов к таким протестам. В телеграмме, подписанной Джеймсом Т. Фарреллом, от имени «300 лидеров американского культурного сообщества», Комитет осудил протесты «Бейтар» как «посягательство на культурные свободы». Интересно, что Комитет ни под каким предлогом не соглашался рассматривать то, что Герберт фон Караян был членом нацистской партии. Напротив, он признавал, это «плачевным» фактом. Но обвинения были «неуместными в силу неполитического характера природы появления оркестра в этом деле», кроме того, игнорировался тот факт, что Берлинская филармония «подала сигнал о необходимости предоставления помощи в деле продвижения свободной культуры в Европе и символизировала мужественное сопротивление народа Берлина коммунистическому тоталитаризму, который окружает их изолированный форпост» [516] . Выход из положения нашёлся. В телеграмме содержалось предложение передать часть прибыли от тура оркестра в дар жертвам нацистов.
Американский комитет, видимо, не осознал, как далеко он отошёл от своего «Заявления о принципах» (Statement of Principles) 1953 года, в котором объявил себя «жизненно связанным с политическими вопросами, так как они влияют на условия культурной свободы и культурного творчества. Эти условия находятся в жёстком противостоянии с тоталитаризмом в любой его форме, который вообще отрицает всё это» [517] . Это же заявление выражало сожаление по поводу «простого и позорного факта, что даже сегодня коммунисты и их сторонники никогда не пустят в свои интеллектуальные и культурные круги людей, замеченных в нацистской или неофашистской деятельности».
То, что Американский комитет может быть настолько слеп и допускает в своей деятельности противоречивый и морально несовместимый характер отношения к таким личностям, как фон Караян или Фуртвенглер, кажется удивительным. Три месяца спустя Джордж Кеннан, один из архитекторов стратегии освоения культуры с использованием политических императивов холодной войны, продемонстрировал, что он тоже был подвержен таким противоречиям. Обращаясь к Международному совету Музея современного искусства 12 мая 1955 года, Кеннан выражал своё сожаление следующими словами: «В последние годы среди нас появились самые предосудительные, тоталитарные привычки судить о пригодности культурного вклада потому, как мы воспринимаем политическую окраску его создателей. Я не знаю ничего глупее, чем это. Картина не становится более или менее ценной вследствие принадлежности художника к той или иной партии или его поддержки той или иной группы. Качество симфонического концерта, мне кажется, никоим образом не зависит от характера политического режима, при котором билетёр осуществляет контроль... В конце концов, культурные мероприятия не являются выставкой политических персоналий, в которой на передний план мы выдвинули человеческие фигуры, чтобы все восхищались чистотой их идеологических особенностей» [518] .
Американские «рыцари холодной войны» в сфере культуры столкнулись с опасным противоречием: там, где призрак нацизма появлялся вновь, они энергично вели кампанию по разделению искусства и политики, но имея дело с коммунизмом, они не желали осуществлять такое разделение. Эта вопиющая нелогичность впервые проявилась ещё в конце 1940-х годов во время «денацификации» Германии. В то время как Фуртвенглер был награждён громкими концертами вместе с Иегуди Менухиным, Бертольд Брехт высмеивался Мелвином Ласки в журнале «Монат» [519] . Все предписания Конгресса в холодной войне в сфере культуры заключались в том, что писатели и художники должны были вести идеологическую борьбу. «Вы говорите о ведущих писателях, музыкантах и художниках - тех, кто был готов вступить в борьбу за то, что Камю называл литературной «завязкой», тех, кто был предан идее не только писать, но писать, выражая определённую систему ценностей. И мы были за это, и мы поддерживали это» [520] , - объяснял Ли Уильямс из ЦРУ. То, что эти «рыцари холодной войны» в культуре могли так легко «развязаться», когда это им было на руку, вызывало, по меньшей мере, тревогу.
Похожим доверием, однако, не пользовались сочувствующие попутчики и нейтралисты, которых Американский комитет, по сути, оставлял на произвол судьбы. Никто не мог серьёзно утверждать, по крайней мере, в середине 1950-х годов, что коммунизм, вероятно, является главным врагом культурной свободы в Соединенных Штатах. Но профессиональные антикоммунисты, как и все профессионалы, хотели защитить и даже расширить свой рынок. Большая часть организованных антикоммунистических групп лоббирования и давления в Америке в 1950-х годах - общепризнанного времени падения «пятой колонны» - получила беспрецедентное распространение. В это время не было никакой реальной коммунистической угрозы в Америке. Перефразируя изречение Черчилля, антикоммунисты на самом деле были «прикованы к мёртвому телу».