— Хотите потанцевать?
Лизл секундочку поколебалась. Она очень редко отваживалась потанцевать — вечно считала себя неуклюжей — и никогда не имела особой возможности научиться. Но два с половиной бокала вина, циркулирующих в кровеносной системе, несколько ослабили сдерживающие центры, и она была слишком заинтригована, чтобы сказать «нет».
— Я... м-м-м... конечно.
Он вывел ее из-за стола, обнял, прижал и умело повел по маленькой площадке. Они плыли, кружились как единое целое. Легкие пожатия и движения его левой руки, сжимавшей ее правую руку, или правой, лежащей у Лизл на спине, безошибочно подсказывали следующий шаг. Впервые в жизни она чувствовала себя грациозной.
— Где вы научились так танцевать? — поинтересовалась — Я думала, это давно забытое искусство. Он пожал плечами.
— Родители заставляли меня брать уроки бальных танцев, когда я был маленьким мальчиком. Выходило довольно легко. Я был самым лучшим в классе.
— А скромности вы где учились?
— Я постоянно проваливался на экзаменах, — рассмеялся он.
Освоившись с ощущением плавного скольжения по полу она начала ощущать еще кое-что — тело Рафа совсем рядом, совсем близко.
В глубине ее существа зашевелились прежние чувства. Сначала она даже не поняла, что именно она чувствует. Прошло столько времени с тех пор, как она вообще что-то чувствовала. После всех номеров, которые проделывал с ней Брайан в последние дни их супружеской жизни, и мерзости развода, Лизл попросту отключилась. Не желала иметь никаких дел с другими мужчинами, женщины тем более не интересовали ее в этом плане, так что она впала в некую сексуальную кому.
Что же теперь происходит? Что она чувствует? Нельзя отрицать, как приятно, когда кто-то держит тебя в объятиях. Она удивлялась тем ощущениям, что пробуждались и оживали после многолетнего сна. Соприкосновение с другим человеком. Она забыла, что это такое. Она думала, что ей это больше не нужно. Может быть, ошибалась.
Лизл прогнала эти мысли, но держалась поближе к Рафу. Контакт был необычайно радостным и волнующим. Он прижал ее к себе покрепче. Она осознала, что грудь ее касается его грудной клетки, что тела их сливаются.
Тепло. Очень тепло там, где они сливаются. И тепло это ширилось. Она поняла, что ее тело само прижимается к нему крепче, словно обладает собственной волей. Ну если не волей, то, определенно, собственными желаниями.
Оно хочет его.
Раф отстранился от Лизл и взглянул на нее.
— Пойдем ко мне, — прошептал он.
У нее пересохло во рту.
— Почему к тебе?
— Это ближе.
Логика этого простейшего соображения поразила ее своей абсолютной непререкаемостью. Лизл кивнула.
Новостройка в Парквью, где был особняк Рафа, располагалась недалеко от таверны. Они шли быстро, молча. Лизл боялась заговорить, боялась нарушить настроение и омрачить охватывающее ее удивительное волнение. Ни за что на свете она не могла бы и не хотела остановиться сейчас и задуматься. Никаких здравых соображений, никаких холодных и трезвых фактов, никакой стыдливости, никаких тревог, сомнений, догадок и подозрений. Ничего подобного. Слишком чудесно это волнение. Она так давно не переживала ничего подобного. Как девчонка. Она не желает, чтобы оно исчезло. И не позволит ему исчезнуть. Будет купаться в нем, подчиняться ему, куда бы оно ее ни завело, хоть раз в жизни совершит что-то безумное и бездумное.
Только надо спешить, пока не задумалась и не передумала.
Быстрый шаг перешел в бег трусцой, затем в галоп. К дверям дома Рафа оба примчались запыхавшись, почти выбившись из сил. Лизл прислонилась к перилам, пока он возился с ключами. Потом дверь отворилась. Они нырнули в нее, захлопнули за собой и мгновенно оказались в объятиях друг Фуга. Губы Рафа нашли ее губы. Лизл обвивала его руками, его пальцы легко скользнули по ее щекам, пробежали по волосам, по плечам, замерли на верхней пуговице блузки. Он расстегнул ее и перешел ко второй.
Лизл на мгновение бросилась в панику. Слишком быстро! Все происходит чересчур быстро! Тут язык его коснулся ее губ, и все опасения улетучились.
Расстегнув блузку, он спустил ее с плеч Лизл, провел руками по спине, нащупал застежку лифчика. Когда лифчик упал, он оторвал от ее рта губы, провел ими по шее к груди, щекоча мягкими усиками. Поймал сосок, лизнул, прильнул к нему, и она застонала и прислонилась к двери.
— О Господи, как хорошо!
Раф ничего не ответил. Руки его двигались непрестанно. Язык и губы ласкали грудь, пальцы бегали по спине, по животу, забрались за пояс, расстегнули пуговицы на брюках, стянули слаксы и трусики, спустив их до колен.
И сам Раф стал опускаться, проводя языком между грудями, к животу и пупку, сделав вокруг него кружочек, ниже, ниже. Его губы скользнули по кустику волос, язык поискал пульсирующее средоточие всех ее желаний и ощущений, но не коснулся его. Лизл раздвинула ноги. Она чувствовала себя распутницей, она чувствовала себя великолепно. Она запустила пальцы в шелковистые черные волны волос у него на макушке и крепче прижала к себе его голову. Вот теперь очень близко почти нашел. Раф обхватил ее правую ногу сзади за ягодицу, приподнял ее и закинул себе на плечо. Нога на его плече казалась толстенной и тяжеленной. Лизл порадовалась, что свет не зажжен, ей хотелось быть изящной и стройной, хотелось...
— А-а-а-ах!
Нашел! Огненная слепящая волна наслаждения пронизала ноги и тело. Она дрожала от удовольствия, не желая, чтобы оно прекращалось, не желая, чтобы оно когда-нибудь прекращалось. «Слишком быстро! — снова подумала она, а дыхание ее с шумом вырывалось сквозь стиснутые зубы все чаще и чаще. — Все происходит чересчур быстро!» Но ночь только начиналась.
Мальчик в пять лет
12 февраля 1974
— Ты совершенно не думаешь о моих деньгах, — сказал однажды за завтраком Джимми.
— О твоих деньгах? — переспросила Кэрол. — Не знала, что у тебя они есть.
Они с Джимми пришли к некоторому равновесию. Она все больше привыкала к его почти нечеловечески быстрому развитию и примирялась с ним. Насколько можно было примириться с ребенком ростом в сорок дюймов, мозг которого, казалось, впитал вековую мудрость. Через пять лет ежедневного общения с ним сфера чувств оказалась закрытой; вопросы, которые она задавала, так долго оставались без ответа, что разум ее перестал их задавать. Он бывал властным, нетерпимым, непостижимым, порой невыносимым, но мог быть очаровательным, когда хотел. В эти моменты она почти любила его.
— Наследство. Имущество стоимостью в восемь миллионов долларов, которое мой отец унаследовал от доктора Хенли.
— Так, значит, Джим теперь твой отец? Я думала, он просто «сосуд скудельный».
— Чем бы он ни был. Факт остается фактом: то, что по праву принадлежит мне от рождения, стоит где-то, покрываясь плесенью, без движения, тогда как все эти пять лет должно было расти в цене. Я хочу, чтоб ты немедленно это исправила