Смешно, но большую часть пути Морхольд одолел меньше чем за две недели. Остаток от Тихорецка до Ахтырской занял полтора месяца. И он и впрямь попадал на Новый год.
За эти полтора месяца Морхольд прошел степи, сопки, берега Кубани. И даже проплыл немного. Плыть пришлось и на лодке, и на плоту… Морхольд еле-еле выжил после столкновения с новыми жителями седой Кубани-реки.
Оружие утопло по дальнейшей дороге. Но мачете он не выпустил. От его «вудленда» остались только летние брюки. И если бы не дожди, сменившие снег, кто знает, каково бы пришлось. Мешки Морхольд отыскал в Энеме. Натурально, для поклажи, а вышло как вышло. Свитер додержался практически до Ахтырского, пав жертвой длинных когтей мерзкой крылатой твари в Северской станице. А вот кожаный жилетокорсет дотащился с ним сюда… До его Ахтырки, той самой, где Морхольда и Седого четверть века назад учили убивать.
Сейчас, отмывшись и даже подровняв бороду, Морхольд приободрился. Последний отрезок ждал его, и он оказался полностью готовым. Говорят, корни дают нам силу. Он и не спорил. Ахтыри и были его корнями. Местом, где из него, глупого беззубого кутенка, слепили вполне зубастого щенка. Щенка, выросшего в потрепанного, побитого, но все еще опасного старого пса.
Морхольд правил мачете и улыбался. Разгрузочных жилетов у «бригадиров» не нашлось. Зато они посмертно подарили ему два подсумка для РПК. Он уже примерил их, с подшитыми казачками ремешками, обхватывающими бедра. И остался очень довольным.
Он оглядел тех, кто остался в ангаре и пока не ушел. Людей, одной-единственной ночью сведенных вместе. И почему-то ему думалось, что надолго. Если не навсегда.
Одноглазый Седой в себя так и не пришел. Багира спала все время, изредка просыпаясь и жадно глотая воду. Мальчишка, после того как отец Евдоким разобрал мешок Морхольда, тоже дрых без задних ног. Жуть чаще всего находилась вместе с ним. Свернувшаяся в клубок где-то у Сережки под боком.
Монах находил себе кучу дел и радовался, что приносит людям пользу. Казачки, похоронив отца и мужа, никуда пока не собирались. Потихоньку, собирая оставшееся имущество части, налаживали быт. Чолокян, громко жалующийся на рану, почему-то крайне хозяйственно приглядывался к зданию бани и котельной.
Морхольд хмыкнул, отложив клинок. Стоило выспаться. Уходил он рано, и сил должно было хватить до поздней ночи. Отметки на карте бандитов, проверенные по словам «мягкого», сами показывали нужную дорогу. Морхольд знал, где сбор и где намечается нападение.
Точно ли там его мама и сестра? Он надеялся на это. Иначе к чему такой путь? К желанию расплатиться по грехам прошлого и помочь спасти чужие жизни? Морхольд закутался в спальник, злясь на ненужные мысли, и заснул.
* * *
Утро наступило быстро. Монах, карауливший спящих, толкнул его вовремя. Как и договаривались, как начало светать. Морхольд тихо встал и отправился вниз. Все вещи он приторочил к заводным лошадям еще с вечера. Будить никого не стоило, пусть спят. Он не был частью этого нового общества. А его участие в создании оного… ну, так уж сложилось.
– Отче, – он повернулся к монаху, провожавшему его по ступеням, – присмотришь за моей зверушкой?
– Да, – отец Евдоким кивнул. – Создание Божие, как не присмотреть.
– Точно не от лукавого? Клыки же там, вроде даже крылышки какие-то?
Отец Евдоким улыбнулся. Странной своей улыбкой. Вроде бы мягкой, но скрывающей внутри стальной сердечник.
– Лукавый не рогами меряется, а мыслями и делами. А она… что она? Живое существо, доброе к друзьям, с мальчиком любит играть. Правильно, наверное, что оставляешь. Хоть и зубастая, но ребенок.
Морхольд согласился. Оставлять Жуть было жалко, он к ней крепко привязался. Но еще жальче было думать про ожидающее впереди. А здесь, как обустроятся, всяко ей будет лучше.
Они оба ошибались. Звериное чутье обмануть сложно. Монах, оглянувшись на цокот, только вздохнул.
Спрыгнув на бетонный пол и сердито раздувая ноздри, Жуть уставилась на Морхольда. Скрипнула и припустила во всю прыть, одолев десяток метров зараз. Быстро вскарабкалась ему на плечо и зло, страх как болюче прикусила ему ухо. Морхольд расплылся от удовольствия и тут же ее погладил.
– Ты ж моя девочка хорошая…
Джамбаз и две лошадки стояли, похрустывая едой. Жеребец, стряхнув торбу и махнув роскошной чернущей гривой, потянулся мордой к Морхольду, радуясь. Плохо, видно, ему жилось с прежним хозяином, раз они так быстро сошлись душа в душу. Или просто чуял умный жеребец, что всю свою жизнь Морхольд хотел именно вот так. Не на крутой тачке или даже БТРе «восьмидесятке», не-не. А верхом на живой махине из стальных мускулов, покрытых иссиня-черной шкурой, рвануть на супостата, на выручку своим. А там… да хоть трава не расти. Лишь бы добраться до ублюдков, затоптать, вбить в землю ударом тяжелой железной дубины, рассечь пополам клинком, расстрелять в клочья. Потому что за правду. А важнее ее ничего на свете и нет. Вот таким, тут стоило быть честным, оставался Морхольд дурным романтиком.
– Сила в чем, отче? – он живо уселся в седло. – Как думаешь?
– Спросил бы чего умнее, – тронутые сединой черные усы дрогнули над улыбкой, – как будто я не русский поп. В правде, воин. Только в ней.
– Эт точно, – Морхольд протянул ему руку, нагнувшись, – берегите себя тут.
И тронул коленями коня. Умница Джамбаз мягко ударил копытами, с места набирая ход. Заводные пустились следом.
Монах, глядя, как всадник уходит в ворота, кивнул. Хотел было перекрестить, но замешкался, сам не зная, почему. И только когда тот скрылся в рассветной мгле, отец Евдоким прищурился и что-то прошептал вслед. А уж что, знал только он. И низкое серое небо, снова набухающее зимним тягучим кубанским дождем.
До Нового года оставалась неделя.
* * *
Морхольд, смахнув воду с лица, сплюнул. С голого куста, под которым он окопался, текло. Или лило, хрен редьки не слаще. Да пусть даже и стекало, какая разница? Поднял к глазам бинокль, высматривая посты «бригадиров». Судя по ночному грохоту, те уже где-то рядом. Стреляли недолго, видно попытавшись на шару пробраться за стены. Какие стены?
Крепости. Пусть и стоявшей не там, где исторически находилась Анапа. «Мягкий» Саша рассказал довольно, чтобы понять, что и к чему. Потому последние три дня Морхольд гнал, выжимая из лошадей все силы.
Новую крепость построили в Джемете. Военморы, вышедшие в море во время удара, не смогли вернуться в Новоросс. И добрались именно сюда. Несколько кораблей, основавших ядро поселения. Последние десять лет все выжившие в бывшем курорте стягивались к ним, как только стало возможно выйти на поверхность. И строили, строили, собирая и разбирая все в округе для фортификаций.
Кто-то там, за серыми облаками, если он существовал, явно решил дать этим людям шанс. Море вокруг оказалось относительно спокойным. Дарящим людям многое необходимое. И еду в первую очередь. Хотя откуда-то со стороны Крыма порой доносило то ошметки непонятных существ, то странных опасных хищников.