Он молча протянул конферансье три оставшихся в магазине патрона. Не обломится чаевыми и не побрезгует. Вблизи и сам бородатый, и его выпендрежный мех на отворотах оказались вытертыми и покрытыми для блеска каким-то жиром, а цилиндр так вообще вонял грязью, пригоревшим маслом и чем-то неуловимо вонючим, свойственным по старой памяти именно ночным клубам. Смесью никотина, спиртного, помады и блевотины.
Жуть, снова встрепенувшись, заволновалась и закрутила головой, высунувшись из-за отворота ОЗК-шного плаща. Но никто вроде не шарахался, и даже встреченная в меру красивая девочка, одетая в кожаное пальто, покосилась разве что с любопытством. Мол, что это за гламурная зверюшка у заросшего грязного типа в резине? Может, новое веяние и ей тоже стоит отыскать такую вот миленькую гадость с желтоватой кожей и жесткими рыжими, в крапинку, перышками?
Портье, одетый в самый обычный камфуляж и какой-то весь сильно уставший, на Жуть не обратил вообще никакого внимания. Зверек явно обиделся на отсутствие внимания и нырнул обратно за пазуху. Хандрить, наверное.
– Комнату?
– Номер. – Морхольд поставил рюкзак на пол и прислонил рогатину к стойке, устроенной из кабинки для пограничного досмотра документов. Металл лязгнул, но усач, лениво смотрящий на прибывшего, даже глазом не повел.
– Номер? С горячей водой, большой кроватью и завтраком? – все так же лениво поинтересовался портье.
– Именно так.
– Пятнадцать семерок или двадцать пятерок. Одна десятая стандартного слитка бывшего Сбербанка. И больше никакого бартера или обмена.
Морхольд задумчиво кивнул и достал свой аргумент. Второй, и последний, магазин с «Арго». Отсчитал необходимое и убрал магазин, сиротливо полегчавший. Сутки в уютном номере и с ванной? Да, да и еще раз да.
– В душевой отдельно есть банка с разведенной жидкостью от паразитов. Обработайте, пожалуйста, себя и одежду.
Коридорные отсутствовали, и рюкзак на второй этаж он дотащил сам. Да и черт с ними. Хотелось уже скинуть одежду и помыться. И поесть. И завалиться спать.
Когда он открывал дверь, позади скрипнуло. Уставший Морхольд, в мыслях уже возлежавший в горячей ванне с настоящей мыльной пеной, не успел обернуться. Только перехватил дернувшуюся было и выпустившую клычки Жуть. Еле успел, а то…
Нож, прижатый к шее, неприятно холодил. И был очень острым. Кровь из крохотного пореза уже потекла вниз.
Огонь в бочке трещал, разгонял холод, насколько мог. Рассеивал, пусть и немного, густую черную тьму ангара. Заставлял ее отползать подальше, бросал мягко-рыжий туман-сфумато на спящих людей.
Багира, сидя на разложенной плащ-палатке, старалась не оглядываться на них. На что там смотреть? Вот именно – «на что». Не «на кого», а «на что». К этой людской куче, густо пахнущей потом и недавним ужином, женщина относилась… не особо тепло. Но караулить их хуже от этого она не собиралась. Да, такая ее работа: защищать тех, кого порой самой хочется грохнуть.
Лежат, спят, кряхтят, сопят… пердят, прости Господи. Сколько среди них нормальных, настоящих? Немного. Багира это знала, чуяла звериным чутьем. Одноглазый, странный бродяга с лекарствами, поп и… все-таки, Чолокян. Наверное. Тут она не понимала полностью.
Казачатам Багира не доверяла совершенно. Насмотрелась на местных, спасибо, знаем, кушали. То со сметаной, то с дерьмецом. Куча тряпок, набитых вшами? Раньше таких близко не подпускали к подъездам, гнали пинками. А сейчас каждый третий такой.
Но это ее жизнь. Такая, какой стала. Она хотела так? Да нет, даже поступив в «рязанку», думала про другое. По глупости пошла, сама не поверила, когда получила нашивку курсанта. Зачем осталась? Судьба такая, не иначе. Не осталась бы, что? Сгорела, умерла от лучевой, родила бы и мучилась в горячке, хватала бы воздух ртом, удерживаемая чужими руками и слушая чужое сопение на ней самой. Обычная судьба большинства прочих женщин. Ни ее.
Багира смогла выбрать сталь, порох, свинец. То, что не каждого мужчину делает мужчиной. Хотя, мужчину не делают мужчиной даже погремушки под трусами. Или широкая, лопатой, борода. Багира видела и бородатых женщин, целых двух, и баб, насилующих мужиков не хуже обладателей первичных половых признаков, и неумех, чьи холодеющие руки упускали драгоценный 74-й АК в грязь, обильно политую их же собственной кровью. Мужчины, мужики, мужчинки.
Про таких, как Багира, когда-то в меру известная женщина-писатель сказала: ее очень долго били, били, били, и потом она стала злой. Нет, ну если это правда? Так оно и есть. И били, и стреляли, и резали, и пару раз пытались подорвать и даже отравить самопальными газами. Чего только не случалось за двадцать-то лет.
А многое ли ждало в прошлой жизни, если бы та осталась такой же прекрасной, как была, когда ее не ценили? Если бы Багира не поступила?
Ох, кто знает…
Что-то же ждало обычную девчонку после школы? Да как у всех…
* * *
Дочка, поступай на бухгалтера. Или юриста. Юристов хоть чем жуй? Доча, не стыдно такое матери говорить? Мы с отцом все для тебя, чтобы ты, а ты! Что извини, что? Господи прости, ну что за… ну… ну как ей объяснить? Куда? На какой иняз? Ты знаешь, сколько стоит? ЕГЭ? Да какой ЕГЭ? Куда отправила? Отец, отец, ты посмотри на нее, а? В МГУ отправила, думает, поступит. Нет бы, как люди нормальные поступают, вон, в экономический… что? С голой жопой теперь ходить будешь. Иди, чтоб глаза мои тебя не видели! Тварь неблагодарная!
И мысль мелькнет – надо отправить в экономический. И что, что бухгалтеров хоть жопой, как и юристов, есть можно? Она же не дура. Вроде.
А потом? А потом из МГУ отказывают. И, еле-еле успевая, ЕГЭ летит куда попадется. И даже не в экономический. Да и ерунда, маркетинг тоже, знаете ли, востребован. Технические науки? Я вас умоляю, не смешите мой пупок. Из меня инженер, как из Ленки балерина. Лен, да я пошутила, Лен…
И вперед, учиться, учиться, мудиться и веселиться. Чего больше? Да черт знает. Когда мать с отцом доймут полностью – съехать. Снять с девочками квартиру, а через месяц, когда девчонки-подружки скажут: а есть чем платить? Что тут? Искать работу. А тут вариантов не очень много.
Можно пойти диспетчером в такси. Промоутером. Продавцом в торговый центр или в салон мобильной связи. Или еще куда.
В такси работают сплошь тетки за тридцать. Неудачницы. Промоутером работать надо уметь, делить сраные «золотые» полки, отпихивать крепких наглых парней, катать рохлю с продукцией. Да и она ж маркетолог, а не неудачница. Продавцы почему-то зарабатывали сущую ерунду. Первые пару лет. А ей ждать было нельзя. Что в остатке? Есть еще куда пойти, ясное дело.
«Куда» оказывалось кабаком. Рестораном, кафе, пивной, баром, как ни назови… суть одна: кабак. И в бар тебя не пустят. Там мальчики работают. Надела фартучек, бейджик, подносик в ручки и вперед. Бегом-бегом, а то чаевых не оставят. Она же не неудачница, она случайно, временно.