Он встал, смахнув с себя кашу из вывернутой падением земли и серовато-белесой снежной гущи, перемешанной с какими-то колосками. Нагнулся, надевая и застегивая слетевшее крепление. Захотелось вот так замереть и не сходить с места. Но ветер взвыл сильнее, умело подражая волчьему вою, и Морхольд вновь сделал первый шаг. Оттолкнулся рогатиной, глубоко воткнув ее конец в сырой жирный чернозем, прячущийся под пока еще тающим снегом. И покатился, насколько позволял буран.
Тепло ли тебе, девица?
Он усмехнулся, вспомнив старый добрый советский фильм. Ему бы встретить такого деда, чтобы ответить на его вопросы и, пусть ненадолго, оказаться под крышей и в тепле. Правда, даже ради этого Морхольд наотрез отказался бы стать пусть и красивой-молоденькой, но все же девчушкой.
Тепло, дедушка, еще как.
Эх, если бы еще поднажать, если бы разошлась эта белесая стена перед глазами! Но природа не успокаивалась. Как будто Морхольд чем-то лично ее обидел. И теперь она ему мстила.
Несколько раз рогатина запутывалась в каких-то длинных сухих вьюнах, стелющихся по земле. Морхольд спотыкался и даже раз упал, но деваться было некуда. Лыжником он и впрямь вышел дрянным. Неперебинтованная рука отзывалась вновь разбуженной болью, и, если Морхольд не ошибся, кровь наверняка пошла снова. Когда он жбякнулся в последний раз, завалившись набок, то чуть не растянул связки в локте. А такое с ним случалось всего один раз, и то по глупости в детстве. Жуть в эти моменты, явно чувствующая себя неуютно, ворчала внутри куртки.
– Потерпи, – шикнул Морхольд, – едешь с комфортом, еще и ворчишь. Не стыдно?
Спина неожиданно протянула острой горячей проволокой, проткнув его от лопаток до самых пят. Морхольд, замерев на карачках, рыкнул, вцепившись пальцами в землю. Шарф сполз, и, уткнувшись лицом в разом растопленную дыханием холодную горькую жижу, он почувствовал ее на губах. Скрипнул зубами, покатав на языке холодящую взвесь, похрустел и выплюнул. И приготовился к новой порции боли.
Но она его пожалела. Отступила, спрятавшись и довольно ворча после одного укуса.
– И за это спасибо, родная, – Морхольд крякнул, пытаясь встать, – мне без тебя уже скучно.
Рогатина подрагивала под его весом. Он навалился на нее, стараясь понять – что ждать от себя самого? Вроде все нормально. Можно бежать дальше. Ну, или плестись, тут уж как карта ляжет. Морхольд прислушался. Присмотреться не получилось бы при всем его желании.
Выл только ветер. Шелестели, хотя такое вроде бы и невозможно, снежинки, свиваясь в густые спирали, сплетающиеся в круговерть вокруг. Вряд ли про него забыли, скорее, он получил необходимый тайм-аут из-за бурана. Не более того.
Использовать время для «постоять», жалея себя самого и плача над судьбой-злодейкой, Морхольд не собирался. Лыжи скрипнули, одолевая первые сантиметров пятьдесят. Именно так, а вовсе не полметра. Метрами мерить не получалось. Слишком сильный остался отголосок во всем позвоночнике. А стоило бы перейти на такие необходимые километры. Складывающиеся в сотни. Ведь так хотелось добраться до моря к Новому году.
Снег заскрипел интенсивнее. Потихоньку-полегоньку ход восстановился. Ну, практически. Шаг, еще шаг, шире, еще шире, да что там, ширее, просто-напросто. Или ширше, черт знает, как тут правильно. Вдох-выдох, через снова натянутую на морду шерсть шарфа облачка пара туда-сюда, туда-сюда, и лишь бы не заболеть. Бронхита или воспаления легких как-то совсем не хочется. Хотя Жива и обещала отсутствие болезней надолго. Вот как только в такое поверить?
Морхольд брел вперед, сверившись со стрелкой. Стрелка уверяла, что направление выбрано верно. Хоть что-то складывалось позитивно. Хотя бы что-то.
Ветер взвыл как-то по-иному. Резче, что ли? Ну, точно, так и есть, приплыли, елы-палы. По очкам хлестнуло пригоршней острых крохотных кусочков льда, смешанного с едва заметно переливающимися кристалликами снега. Не хватало снова этой напасти. Жуть, до этого сидевшая смирно, дернула лапкой.
Морхольд погладил ее прямо через куртку. Ящерка, как могла, приносила пользу. Грелась сама и одновременно подогревала его. Видно, перышки помогали, с чего бы ящерице быть теплой? Но там, где она прижималась к куртке «вудленда», он потел сильнее.
– Лапушка просто, как есть лапушка…
Морхольд ласково поцокал языком. Холодало, все заметнее.
– Не останавливаться, боец, вперед!
Надо же… он присвистнул. Начал разговаривать сам с собой. Так недалеко и до появления невидимого соседа. Интересно, почему такое случилось? Вроде бы частенько доводилось шляться одному, но не до такой степени.
Ветер взвыл. Хрусть-хрусть – под лыжами равномерно затрещал снова появляющийся наст. А, вот оно где собака порылась. Врачом быть не надо, чтобы понять – усталость, дружище, и более ничего. Обычная усталость, что лечится простым способом: едой и сном. А пожрать он смог только сразу по приземлении. И совершенно забыл про сухарь, превратившийся в кармане в крошки, намокшие и пропахшие потом.
Ну, а сон? До сна ему долго. Если только Морхольд не захочет вместо Деда Мороза, приехавшего к семье на Новый год, стать самым обычным замерзшим снеговиком. Таким, заснувшим навсегда степным сидящим снеговиком. И без какой-либо морковки вместо носа.
– Твою мать!
Морхольд остановился, опершись дрогнувшими руками на рогатину. Так не пойдет. Совсем не пойдет.
Только что, прямо на ходу, слушая ветер и собственные шаги, он чуть не заснул. Беда, беда, братишка, совсем беда. Надо что-то делать, да? Что-то, что-то… а вот что?
Чаю бы ему сейчас. Горячего, сладкого, такого… парящего над кружкой. Чтобы хлебнуть, покатать на языке почти кипяток, промочить нёбо и десны сладким, аж зубы слипаются, янтарным чайком. Чтобы крепко заваренным, чтобы сон как рукой сняло, да еще к нему хлеба с маслицем, а на масло можно или сахара посыпать, или сала положить. Сало? У него же было сало? Было, в рюкзаке, надо бы достать, отрезать, сало полезно в холод. Да. Точно, он же помнил про это? А почему не достал… почему-почему… кончается на у… кчертовойматерикакжехорошоодеяломукрыться…
Придавленная Жуть заверещала, царапнула когтями. Морхольд взвыл от боли, приложившись правым боком о землю, уже чуть скованную надвигающимся морозцем. Заснул, блин горелый, заснул. Сраный снеговик чуть не получился на самом деле.
Он сел, вытянув ноги вбок. Вспомнил про сало, уже нарезанное небольшими прямоугольничками, сложенное в пустой карман разгрузки. Ну да, так и есть. А сколько, все-таки, он отмахал за день, явно клонившийся к закату? Судя по всему – немало. Чего тут удивляться, что чуть было не заснул два раза подряд?
– Надо что-то делать, да, Жуть?
Морхольд посмотрел на выползшую чуду в перьях и порадовался. Зверушка оказалась воспитанной и вежливой. Пописать решила не на него. Чудо-скотинка. А он пока и поест. Спирту? Увольте, опасно.
Жуть, скрывшаяся в снегу, на запах сала практически прискакала, нетерпеливо подергиваясь всем своим узким сильным телом и непропорционально большой головой. Хотя, кто знает, вдруг просто замерзла?