Иллюзий по поводу того, что пираты отобьются, Захлич не строил. Максимум, что они смогут выиграть, - это временную передышку, чтобы успеть эвакуироваться. Эвакуироваться самим, со своими людьми, а на гостей им будет плевать. И все их имущество - в данном случае транспортные средства - будут присвоены. У Леоны телохранители были, только они вряд ли что смогли бы сделать против своры пиратов, что попробуют в тот момент убраться с Тортуги. Он не строил иллюзий по поводу того, что ждет его дочь - в лучшем случае ее захватят или пираты, или имперцы. А в худшем... В худшее он отказывался верить.
Этот день стал для Захлича не только днем предынфарктного состояния, но и днем, когда он в первый раз почувствовал, какую силу успел набрать. Еще недавно он и помыслить не мог, что ему удастся подчинить себе военных, однако количество долговых обязательств и поручительства его хороших и не очень друзей позволили заставить президента Конфедерации очень внимательно выслушать его пожелания, а присутствующих в том же кабинете адмиралов скрипеть зубами, но вслух браво рапортовать, что да, они совсем не против проучить зарвавшихся имперцев, устраивающих беспредел в зоне жизненных интересов их государства. Словом, уже через час Захлич вылетел на быстроходном курьерском корабле для того, чтобы лично наблюдать за спецоперацией.
Разумеется, в военном деле он был не силен, но, во всяком случае, мог, стоя на мостике за спиной непосредственных участников, проследить, чтобы они и впрямь хоть что-то сделали, а не отсиживались, по обыкновению, на базах, в сотый раз проверяя, каждый ли гальюн начищен до блеска. Подобное уже бывало - вступать в открытый бой с имперским флотом большинство военнослужащих Конфедерации не горели желанием.
Правда, когда новоявленный командующий прибыл на место базирования эскадры, он еле удержался от того, чтобы не схватиться за голову. Два линкора предыдущего поколения, еще не подлежащие списанию, но пригодные нести уже только патрульную службу во внутренних мирах, а уж никак не на границе. И не менее новый авианосец с урезанной авиагруппой. Три крейсера и десяток эсминцев - тоже отнюдь не шедевры кораблестроения. Всему этому утильсырью было место в патруле на самом спокойном участке между протекторатом Великой Британии и Французским Алжиром, а уж никак не в бою. Однако выбора не было - там была его дочь, и Захлич готов был сейчас в одиночку, на том же курьере, выйти против всего имперского флота, чтобы ее вытащить.
К его удивлению, хотя корабли были так себе, но команды их оказались вполне на уровне. И бригадный генерал Маккормик, командовавший ими, тоже был настроен весьма решительно, да и офицером, насколько мог судить Захлич, оказался очень компетентным. Правда, он отнюдь не выглядел столь браво, как те высокие, мужественные джентльмены, регулярно вещающие с экранов. Образ идеального офицера, растиражированный средствами массовой информации, был вполне конкретен, а этот невысокий, коренастый и плотно сбитый человек больше напоминал прораба с какой-нибудь стройки. И говорил он коротко, резко, называя вещи своими именами. Тем не менее его указания исполнялись по команде «Бегом!», а команды своего командира боготворили. Как выяснилось, ждали только прибытия самого Захлича, и корабли пошли в бросок, как только он перешел на борт флагмана.
В боевой рубке высокое начальство вежливо, но непреклонно запихнули в кресло и порекомендовали, не мешать. Захлич психовал, но усилием воли сдерживался, понимая, что сейчас помочь ничем не сможет, а вот помешать - запросто. Тем более корабли и так разгонялись с предельным для их не слишком больших возможностей ускорением. Так что он сидел на месте, литрами вливая в себя кофе и слушая, как сердце то ли от напитка, то ли от нервов колотится о грудную клетку.
И все же они опоздали. Когда флот вошел в систему, на месте Тортуги расплывалось огромное, издали различимое облако каменного крошева. Захлич еле сдержался от того, чтобы не схватиться за голову, и это не осталось не замеченным генералом Маккормиком, единственным, пожалуй, человеком на борту флагмана, знающим, что толкнуло важного чиновника в эту авантюру.
- Шанс еще есть, - повернувшись к Захличу, сказал бригадный генерал. - Видите вон те отметки на экране? Техника не позволяет дать большее разрешение, но засветки двигателей имперских кораблей весьма характерные. Возможно, они взяли пленных, и если нам повезет, то мы успеем их перехватить.
Захлич только кивнул и больше не вмешивался в процесс, только сидел, вцепившись в подлокотники, и шевелил губами - то ли посылал проклятия на головы имперцев, то ли молился или делал то и другое одновременно. Тем временем эскадра, форсируя двигатели, устремилась в погоню за им-перцами, хотя генералу Маккормику уже было ясно: его противником будет не одиночный корабль, а достаточно мощное соединение, значительно превосходящее его собственное.
Имперцы не торопились бежать, и это говорило о том, что боя они не боятся, поэтому спокойно подстраиваются под свои транспортные корабли. И если они обратят на эскадру Маккормика внимание, то реальный шанс выиграть бой достаточно низкий, как бы даже не стремящийся к нулю. И все же долг гнал генерала вперед - его предки сражались и погибали за свою страну поколениями, на небольшом фамильном кладбище было не более десятка могил. Остальные утонули в море, погибли на полях сражений, сгорели в звездолетах... Безрассудных храбрецов среди них хватало, а вот трусов не наблюдалось, и потому генерал был намерен сделать то единственное, что сейчас мог, - нанести имперцам максимально возможный урон. Ну а то, что это действие вольно или невольно было одобрено членом правительства Конфедерации, было ему только на руку, и, пользуясь такими раскладами, он был намерен выполнить свой долг до конца, хотя и понимал всю опасность своего решения.
Вряд ли ему стало бы легче, если бы он знал, о чем думает его визави, расположившийся по другую сторону прицела. Командор Демин уступал Маккормику в размерах звезд на погонах, зато превосходил его и в количестве, и в качестве кораблей, которые были под его началом. Сейчас он предавался неспешным и в чем-то даже философским размышлениям на тему того, стоит ли ему вступать в бой.
С одной стороны, огневая мощь его эскадры позволяла рассчитывать на быструю победу. С другой же - решительность противника наводила на мысль, что здесь что-то нечисто. Ну, не отличались генералы Конфедерации особой прытью. Однако на этот раз их действия были на редкость активными и смелыми, притом что с той стороны не могли не понимать, что имперцы сильнее. Получается, или там полные психи, или же у них есть какой-то туз в рукаве, о котором имперцы представления не имеют. В обоих случаях бой мог оказаться чреват серьезными повреждениями, а то и потерей части кораблей.
А ведь у Демина была сейчас огромная добыча, а главное, чрезвычайно ценная информация. Терять все это по воле случая ему не хотелось совершенно, поэтому драться он не жаждал. К тому же выходило, что конфедераты, даже если они из кожи вывернутся, догнать имперские корабли и выйти на дистанцию ведения огня до прыжка не смогут. Комплексами по поводу того, за кем останется поле боя, имперцы не страдали, предпочитая драться там, где это выгодно, и не вступать в сражение, если подобное могло оказаться чересчур опасным, не имея в том серьезной необходимости. Людей они берегли и отнюдь не собирались класть их ради такой эфемерной величины, как престиж, тем более что заработать его победами намного быстрее, чем потерями.