Форресту Дж. Акерману, чей роман «Знаменитые монстры из Фильмлэнда» раскрыл передо мной, в то время двенадцатилетним мальчишкой, целую галерею образов-монстров, дал возможность почувствовать их сверхъестественную сущность и в то же время посмеяться над ними и в конечном счете подтолкнул меня в зрелом возрасте к созданию собственных монстров.
Спасибо, Форри.
Вам посвящается эта книга.
Расалом взял путь на горную вершину. В эти дни он называл себя Расаломом, и ему казалось, что он всегда называл себя так. Но не это имя дала ему мать при рождении. Он отказался от него еще в Первой Жизни, когда вошло в обычай хранить Подлинное Имя в тайне. Однако Расаломом он назывался с давних пор, и это имя почти заменило ему подлинное. Отсюда, с вершины Минья Конка, четырьмя с половиной милями ниже, через брешь в облаках, в темноте смутно виднелась большая часть территории, на которой сейчас расположен Китай. На вершине горы царил жестокий холод. Ураганный ветер со злобным воем обвивался вокруг обнаженного тела. Но Расалом этого не замечал. Он был защищен внутренней силой, бушующей, все возрастающей, которую подпитывали сладострастные картины печали и скорби распростершегося под ним мира. Горизонт посветлел. Нигде нет такого рассвета, как в этих широтах. Он рассыпался на мельчайшие солнечные брызги. Расалом не отрывал взгляда от солнечных блесток, попавших в пределы его видимости, и собирал воедино силу, которую накапливал со времени своего последнего рождения. Безвольное отчаяние уступило место действию, которому он посвятил целые века своего существования. Никаких движений, никаких магических заклинаний, просто сила, рвущаяся наружу, бурлящая, просачивающаяся сквозь земную кору, плещущаяся в земной атмосфере, насыщающая собой каждую клеточку Вселенной. Скоро все это будет принадлежать ему. Нет на Земле силы, способной ему противостоять, остановить его. Он упал на колени, но не с молитвой, а в радостном изнеможении. Началось. Наконец-то. Через столько веков! Рассвет больше никогда не будет таким, как прежде.
Манхэттен
17 мая солнце взошло с опозданием.
Впервые до Ника Квинна дошли невнятные слухи о задержке с рассветом, когда он наливал себе в кружку кофе из электрической кофеварки в холле для отдыха физического факультета Колумбийского университета. Но тогда он не придал им большого значения. Ошибка в расчетах, упущения в астрономических наблюдениях, сбой в работе часов. Ошибки, свойственные человеку. Они неизбежны. Старина Сол никогда не изменял своим привычкам. Это было просто исключено.
Но слухи продолжали бродить в стенах университета все утро, и не было ни опровержений, ни разъяснений. И вот во время ленча первое, что он сделал, водрузив на передвижной столик свой неизменный бифштекс и большую банку колы в факультетском буфете, – это изловил Харви Сапира с астрономического факультета. Он узнал Ника по шевелюре. Волосы Харви всегда были в полном порядке. Они волнами струились со лба на затылок, настолько густые и пышные, что напоминали парик. И только если присмотреться с близкого расстояния, можно было разглядеть крошечные участки розовой кожи, просвечивающие сквозь эту гриву. На факультете не смолкали шутки и строились разные догадки по поводу того, сколько времени и лака для волос тратил Харви каждое утро на свою прическу.
Ник увидел его сидящим за столиком в углу вместе с Синтией Хейес, тоже астрофизиком.
Но на этот раз его прическа была в беспорядке.
Ник почувствовал: что-то не так.
– Могу ли я к вам присоединиться? – спросил Ник, нацеливаясь на стул рядом с Синтией.
Оба были поглощены беседой. Рассеянно взглянув в сторону Ника, они снова повернулись друг к другу. Непричесанная копна волос нависала над изможденным лицом Харви. Сейчас ему можно было дать все его сорок пять лет, а то и больше. Синтия тоже выглядела утомленной. По возрасту она ближе к Нику – около тридцати пяти. У нее были короткие каштановые волосы и гладкая блестящая кожа. Нику она нравилась. Очень нравилась. В основном из-за нее он отставил в сторону свою бутылку с колой и решился вступить в разговор, лихорадочно раздумывая, о чем бы заговорить с ней. Кожа, вся в оспинах, огромная безобразная голова заставляли его чувствовать себя уродливой бородавчатой лягушкой, которая никогда не превратится в прекрасного принца, но по-прежнему тоскующей по принцессе.
– Я слышал что-то о запоздалом рассвете. Как это понимать? – спросил он, прожевав кусок сандвича. – Откуда эти разговоры?
Они снова на него взглянули, потом Синтия откинулась назад и потерла веки.
– Все это чистая правда, – сказал Харви.
Ник застыл с сандвичем в руке и пристально посмотрел на них в надежде обнаружить улыбку в уголках губ, хотя бы малейший намек на розыгрыш.
Ничего подобного. Синтия выглядела такой же серьезной, как и Харви.
– Чушь собачья! – воскликнул Ник.
И тотчас пожалел об этом. Он никогда не позволял себе грубости с женщинами, хотя многие из них не стеснялись в выражениях и ругались в его присутствии не хуже матросов.
– Солнце должно было взойти в 5 часов 21 минуту, Ник, – сказала Синтия, – но оно взошло в 5 часов 26 минут. Запоздало на 5 минут и 22 сотых секунды.
От ее чуть хрипловатого голоса у него всегда теплело внутри, но сейчас все было иначе. Ее слова обдавали холодом. То, что она говорила, было невероятно.
– Ну-ну, ребята, валяйте дальше. – Он выдавил из себя усмешку. – Мы сверяем часы по солнцу, а не наоборот. Если по нашим часам солнце запоздало – значит, нужно перевести стрелки.
– А если это атомныечасы, Ник?
– Гм...
Да, это совсем другое дело. Атомные часы работают на продуктах распада атома. Они точны до миллионной доли секунды. Если и по этим часам солнце опаздывает...
– А может быть, это все-таки механический сбой? – спросил Ник с надеждой.
Харви покачал головой:
– По Гринвичу солнце тоже запоздало на пять минут и несколько секунд. Нам звонили. В 4.30 я уже ждал здесь. Синтия ведь сказала тебе, что восход солнца задержался именно на это время.
Ник почувствовал, как у него мурашки забегали по спине.
– И по Гринвичу тоже? А на Западном побережье?
– В Пало-Альто получили такие же результаты, – сказала Синтия.
– Да вы понимаете, что говорите? – воскликнул Ник. – Понимаете, что это значит?
– Да, мы понимаем, что это значит, – сказал Харви, – это по моей части. Это значит, что либо Земля стала медленнее вращаться вокруг своей оси, либо ось вращения наклонилась.