– Проще всего казнить девочку, – произнесла Екатерина. – Мне неприятно говорить столь очевидные вещи, но это решило бы все наши проблемы. Жители Осера встанут на нашу сторону, все увидят, что Франциск против оккультизма, а мы притворимся, что ничего не произошло. Все просто.
– А как же Алис? И Ада? – спросил Баш.
– А которая из них ведьма? – спросила королева-мать. – Хотя это не важно. Казнить их обеих – от одного испорченного яблока портится весь бочонок. Ты и так уже оставил их сиротами, верно, Себастьян?
– Хватит! – крикнул Франциск.
Баш, Мария и Екатерина повернулись к королю.
– Алис и Ада останутся в южной башне, пока мы не узнаем, кто убил повара, – объявил он. – На рассвете Баш поедет в Осер, Мария будет держаться подальше от обеих девочек, а моя мать будет держаться подальше от всех.
– Ну, спасибо за решение. – Екатерина осушила свой бокал вина и поставила его на стол. – Если моя помощь не требуется, я вернусь в свои покои. Восточная башня гораздо удобнее южной. Удачи, Франциск, дай мне знать, на какой день назначишь казнь. Для такого нужны свидетели.
Баш запустил пальцы в шелковые каштановые волосы Кенны и прижался лицом к ее шее. Она пахла жасмином, розами и домом. Он крепко закрыл глаза и выдохнул ее имя. Кенна крепко обхватила талию мужа длинными ногами, прижимая его поближе. Перекатившись на спину, Баш прижал Кенну к груди и стал гладить ее волосы.
– Ты не выглядишь настолько счастливым, насколько бы мне хотелось, – сказала она, приподнимаясь на локте, надув губы при выражении лица своего супруга. – Я уже наскучила тебе?
– Да. – Баш положил ладонь ей на щеку и большим пальцем надавил на ее нижнюю губу. – Все именно так.
– Я помню время, когда в постели со мной ты забывал обо всем, – вздохнула Кенна, нежно кусая его за палец. – Исключительно потому, что это было на прошлой неделе.
Баш накрыл их обоих простыней, прижимая жену еще крепче, целуя в щеки, веки, лоб и, наконец, губы.
– Ты единственная, кто заставляет меня забыться, – поклялся он. – Прости, просто ненавижу быть беспомощным.
Кенна прижалась головой к его груди, прислушиваясь к биению сердца.
– Мне кажется, ты должен предоставить Франциску самому разобраться с этим, – сказала она, закрыв глаза, чтобы отогнать от себя картину, на которой Баш высоко держит меч, а она мчится прочь на лошади. Невозможно поверить, что все это произошло день назад. – Думаю, тебе не стоит возвращаться в то место.
Баш привстал, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Ты же не всерьез? – спросил он. – Правда?
– Я серьезно, – сказала Кенна, заворачиваясь в шелковую простыню, а Баш поднялся с постели и натянул кожаные штаны. – Прости, но мне невыносима мысль, что ты вернешься туда. Эти люди на наших глазах убили родителей Алис и Ады, их друзья, их соседи. Подумай, что они сделают, когда ты вернешься назад в деревню.
– Так ты предпочитаешь, чтобы казнили Алис и Аду вместо того, чтобы я выяснил правду? Поверить не могу, что ты предложила это.
– Баш, вернись в постель, – молила Кенна. – Я лишь имела в виду, что боюсь за тебя.
Баш в расстегнутой нижней рубашке стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди.
– Думаешь, мне не страшно? – спросил он.
Кенна села на постели.
– Думаю нет.
– Мне всегда страшно, – сказал он мягко, возвращаясь к кровати и беря ее за руку. – Мне страшно, что кто-то причинит тебе боль и я останусь один. И когда случаются подобные вещи, я боюсь за Франциска, Марию и всю Францию. Но если не я, кто займется этим?
– Франциск? – предложила Кенна.
– Франциск не может все делать сам, – проговорил Баш, снова улыбаясь. Их споры всегда были короткими и затухали, не успев разгореться. Он обнаружил, что ему очень тяжело на нее злиться. – Я прекрасно знал, что будет, когда согласился стать правой рукой короля. Это лучшая жизнь для тебя и меня, но она связана с риском. Риск, который я рад принять для благополучия своей страны.
– Значит, ты вернешься, – сказала Кенна, скользнув рукой под его шелковую нижнюю рубашку, обводя выпуклые мышцы его груди. – Я никак не могу остановить тебя?
– Как только Франциск скажет мне, что я могу вернуться в Осер, я поеду. – Баш стянул рубашку через голову и так крепко поцеловал Кенну, что ей показалось, что на губах останутся синяки.
Екатерина ненавидела носить платок. Было тяжело слышать передвижения по замку, но так ее тяжелее было узнать. Отражение, которое она увидела в зеркале, прежде чем прокрасться в секретный туннель, ее не порадовало. Не было ее украшений, хорошей одежды и короны – их сменил унылый наряд служанки. Она медленно и осторожно приоткрыла секретную дверь, которая вела в южную башню, и выглянула наружу. Видно было лишь стражников у покоев Алис. Их лично выбирала Екатерина.
В полной тишине она вышла и прикрыла за собой дверь. При ее приближении стражники выпрямились.
– Рада видеть, что вы старательно выполняете работу, – сказала она, снимая платок. – Она там?
– Да, ваша светлость, – ответил один из стражников. – Младшую девочку забрала в лазарет служанка, ее мучила боль в животе.
– Ну что же делать, – сказала Екатерина. Она добавила в еду девочки такое количество молочка чертополоха, что надеялась на какое-то время избавиться от нее. – Когда я позову, вы немедленно должны меня выпустить.
– Да, ваша светлость, – склонил голову стражник, прежде чем открыть дверь.
Екатерина с неохотой вошла. Последний раз ее нога ступала в эти комнаты, когда Генрих пытался казнить ее, но потом передумал. У них были сложные отношения.
– Эй? – позвал тоненький голос из глубины башни, когда дверь за Екатериной захлопнулась и щелкнул засов. – Кто здесь? Ада?
– Меня зовут Сэне, – быстро и легко соврала часто практиковавшаяся в этом Екатерина. – Меня прислали из лазарета, сказать, что с твоей сестрой все хорошо.
– Она возвращается? – спросила Алис, вылезая из темного угла. Девочка была выше, чем помнила Екатерина, но такая же тощая – кожа да кости.
– Да, очень скоро, – ответила она. – Алис, я друг королевы. Она хочет, чтобы я задала тебе несколько вопросов. О твоем учителе.
Алис натянула рукава платья и начала накручивать ткань на пальцы, с любопытством глядя на скрытое лицо Екатерины.
– А почему она сама не пришла? – спросила девочка.
Екатерина закашлялась и протянула к Алис ладонь.
– Ах, дитя, королева не может приходить в подобные места. Нельзя, чтобы ее увидели разговаривающей с тем, кто обвиняется в ереси.
Выйдя из темного угла на свет луны, который лился через единственное во всей комнате окно, Алис скрестила перед собой руки и посмотрела в окно на сереющее небо. Она казалась напуганной.