Через четырнадцать часов полета штурман эскадрильи подполковник Гатин щелкнул тангентой СПУ.
– Командир, три минуты до цели.
Второй пилот, сеса Есихара Сога, уточнил:
– Обратный отсчет начинать, Каманин-сан?
– Хай, – кивнул головой командир, и Сога включил секундомер, периодически рыча японские числительные в микрофон.
Генерал-майор Каманин посмотрел вниз, но кроме белесой дымки не увидел ничего. С высоты в двенадцать километров даже линкор был бы просто незаметным пятнышком на фоне огромного Тихого океана, но снижать высоту категорически запрещалось. Об этом генерал-лейтенант Новиков предупредил особо. Теперь опытнейшему летчику предстояло буквально попасть ниткой в игольное ушко, причем с разбега.
Пискнул датчик облучения радиолокатором, но Николай Петрович не обратил на это никакого внимания. Нет на такой высоте никаких истребителей.
– Всем. Освободить главные стопора груза.
Два свободных члена экипажа, одетые в портативные дыхательные аппараты, через тамбур шлюза перешли в грузовой отсек.
– Главные стопора сняты.
– Готовность к сбросу – одна минута. Пятьдесят девять секунд, пятьдесят восемь…
Оператор бомбометания не отрываясь смотрел в коллиматорный прицел, где по океанской глади скользила рубиново-красная точка, и стоило ей коснуться пятнышка бухты, четким движением нажал кнопку общего сброса бомб всей эскадрильи.
Двенадцать бомб, похожие на белых акул из-за сплющенного корпуса и широких плавников-стабилизаторов, рухнули вниз. Каманин сразу же толкнул сектора газа вперед, увеличивая скорость и, не сворачивая, начал уводить эскадрилью как можно дальше.
Бомбы достигли острова практически одновременно, и тридцать шесть тонн аэрозоля горючей смеси взметнулись, накрывая половину Оаху, а через мгновение сработали детонаторы.
Облако взрыва накрыло бухту и прилегающую часть острова и вызвало детонацию складов со снарядами, что дополнительно усилило разрушения.
Увидев вспышку, разметавшую дымку, Каманин нажал клавишу, и в эфире зазвучали такты «Москвы майской»:
Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся Советская земля.
Холодок бежит за ворот,
Шум на улицах сильней.
С добрым утром, милый город,
Сердце Родины моей!
Японский разведчик, в нарушение всех приказов подошедший к островам на пять километров, просто смахнуло с неба как муху, а пару, находившуюся дальше, помотало, словно в блендере, и когда японские летчики восстановили управление, в их ушах все еще стоял чудовищный грохот взрыва.
Тюдзю Нобутаке Кондо поднес к уху протянутую ему гарнитуру. Через легкие шипение и похрипывания явственно слышалось:
Солнце майское, светлее
Небо синее освети.
Чтоб до вышки мавзолея
Нашу радость донести.
Чтобы ярче заблистали
Наши лозунги побед,
Чтобы руку поднял Сталин,
Посылая нам привет.
Тюдзю удовлетворенно вздохнул, слушая чужие слова, и поднял руку:
– Внимание! Приказ всем: приготовиться к встрече с цунами!
На кораблях заревели колокола громкого боя, по палубам раскатились, словно брошенная наземь горсть риса, матросы. И вот из-за горизонта поднялась водяная стена. Она мчалась навстречу японским кораблям, подхватила их, вскинула вверх и мощным размахом швырнула вниз. Кондо невольно схватился за консольный стол, чтобы удержаться на ногах, но все уже кончилось. Теперь впереди была лишь обычная океанская зыбь.
Тюдзю приказал доложить о потерях и повреждениях. К счастью, ничего страшного не произошло, лишь у нескольких эсминцев и авианосца «Дзуйхо» обнаружилась фильтрация в трюмных отсеках, да на «Хирю» сорвало с креплений торпедоносец, и тот, словно норовистая лошадь, слегка поскакал по ангару, повредив кроме самого себя еще пару соседей.
Убедившись, что никаких фатальных повреждений никто из кораблей Ударного Авианосного Соединения Первой дивизии линейных кораблей и кораблей армии не получил, Нобутаке Кондо отдал приказ поднять дальние разведчики и провести воздушную разведку района базы Перл-Харбор.
Но взлетевшие с авианосца разведчики ее не нашли. Впрочем, и Оаху как такового тоже не было. Взрыв снес тонкий слой вулканического грунта, сам остров раздробило на мелкие куски, и отдельные пятнышки суши, уцелевшие после бомбардировки, ничем не напоминали привычные очертания острова.
Нобутаке Кондо приказал подвести флот как можно ближе и теперь рассматривал в мощный бинокль брюхо перевернутого линкора «Миссури». Зрелище было фантастическим и очень, очень страшным. Тюдзю опустил бинокль, истово поклонился портрету Божественного Тенно и вознес благодарственную хвалу Сыну Неба, решившему сделать Нихон союзником северных братьев. Теперь адмирал и в мыслях не назвал бы их «северными варварами», потому что мощь, продемонстрированная ими, была чудовищной, словно сами свирепые демоны ада вырвались из его ледяных недр.
* * *
Разведчик ВМФ США G-44 «Уиджи» был поднят в воздух с Гавайев через девять часов после чудовищного грохота, пронесшегося над островами. Поначалу было не до того: невероятной силы цунами хлестнуло по побережью самого крупного из Гавайских островов, и срочно пришлось организовывать спасательные работы на побережье. Все это время – целых пять часов! – в наиболее пострадавшем городе Хило пытались связаться с Гонолулу, чтобы узнать, можно ли рассчитывать на помощь со стороны администрации самоуправляемой территории, или следует обходиться только собственными силами. Но Гонолулу молчал, равно как и военно-морская база Перл-Харбор. И добро бы еще безмолвствовали телефон и телеграф – волна запросто могла повредить донные кабели, – но радиостанции…
Встревоженные этим молчанием члены администрации и командир гарнизона Гавайев в течение следующего часа приняли решение отправить к Оаху самолет-разведчик, задачей которого будет наладить связь, хотя бы почтовую, с главной администрацией Гавайских островов. Еще около трех часов разведчик готовили к вылету и собирали экипаж, раздерганный по аварийным и спасательным командам.
Майор Обадия Бернсайд легко поднял свою летающую лодку в небо, внутренне радуясь тому, что верный «Уиджи» во время цунами пребывал в ангаре, куда был вытащен для переборки левого двигателя. Остальные самолеты эскадрильи валялись сейчас на причале грудой бесполезного искореженного металла, а его птичка, на носу которой было начертано «Gaga Gaga» [83] и красовался смешной рисунок гаги с выпученными глазищами, осталась боеготовой. Проскочив знакомые, словно свой карман, острова, пилот заложил широкий вираж, пытаясь отыскать Оаху, но под крылом гидросамолета была лишь россыпь крошечных пятачков суши, к которым можно было пристать лишь на лодке.