Насер Кемалю не нравится. На первых порах антипатию породило нетвердое отношение к вере, позже возникли чисто личные причины. Будь Насер даже истинно верующим, его начальственный тон неприятен.
Кемаль с улыбкой распахнул дверь:
— Добро пожаловать.
Посторонился, позволив дородному телу Насера протиснуться, прошел за ним следом в квартиру.
— Ну, Кемаль, — начал тот, как только дверь за спиной закрылась, — я уезжаю на выходные, возвращаюсь и узнаю, что адвокат женщины Клейтон мертв — убит. Как это объясняется?
Прямой натиск ошеломил Кемаля. По обычаю он предлагал кофе со сладкими кексами, Насер отказывался, как бы вовсе не интересуясь такими вещами.
Тон толстяка возмутителен. Да, Насер занимает более высокое положение, но только по своему статусу в Исвид Нахр. Во всех других отношениях Кемаль его превосходит. По уму, храбрости, родовитости. Его дед, бедуин из пустынной провинции Неджд, сражался бок о бок с Абдель-Азиз ибн-Саудом за объединение страны, которая теперь носит название Саудовской Аравии. Кемаль служит Исвид Нахр почти двадцать лет. В Рияде его хорошо знают и уважают. По долгу службы он нередко общается с членами королевской фамилии. Да, в Америке Насер главный, но это не дает ему права видеть в Кемале простого наемника вроде Бейкера. Разве этой жирной жабе позволительно разговаривать с ним в таком тоне?
— Это объясняется тем, что я вынужден иметь дело с глупцами, — заявил он, выпустив только самую малую долю пара. — Наемник, которого ты мне всучил, точно бешеный скорпион, жалит всякого, кто окажется рядом.
Насер сморгнул на ответ Кемаля, потом пожал плечами:
— Нам пришлось поторапливаться. В архивах подвернулись сведения, что этот самый Бейкер, отставной подрывник, предлагал правительству услуги во время войны в Заливе. Обратились к нему. До сих пор он неплохо справлялся.
— Но больше нам не нужен. Надо от него избавиться, просто найти коммерческую охранную фирму для присмотра за собственностью.
— Избавиться от Бейкера? — переспросил Насер, крутя головой. — Нет, боюсь, даже если в у нас было время договариваться с другими, мы с ним как бы связаны брачными узами. А времени, как тебе отлично известно, в обрез. Дело и так чересчур затянулось.
Известно, конечно, отлично известно. Желательно поскорее разрешить проблему, которая не только определит судьбу родины и целого арабского мира, но и тяготит самого Кемаля, не созданного для подобных интриг.
Хотя в его жилах течет кровь воинственных бедуинов, он фактически деловой человек, посредник... толкач, как выражаются американцы. Надеется на хорошее — небывалое — вознаграждение по завершении миссии, которое позволит прожить до конца дней в покое и достатке, поселив в гареме вторую, а может, и третью жену, моложе двадцати, конечно.
Однако Кемаль в мгновение ока отказался бы от упомянутой баснословной возможности, если бы кто-нибудь вдруг пришел с предложением снять с его плеч невыносимо тяжелую ношу ответственности. С радостью согласился бы улететь из дьявольской страны домой в Рияд к сыновьям.
Впрочем, это пустые фантазии. Никто не намерен его заменять. Не многие в Исвид Нахр посвящены в тайну Рональда Клейтона, которая известна Кемалю. Приобщить к ней кого-то другого немыслимо.
Поэтому приходится сидеть здесь, выслушивать распоряжения Халида Насера, общаться с личностями вроде Сэма Бейкера, совершать необходимые для успешного исхода действия.
— Бейкер опасен. Дело очень тонкое...
— Может, и не такое тонкое, как тебе кажется, — возразил Насер. — Может быть, эта самая Клейтон, увидев собственными глазами внезапную насильственную кончину своего адвоката, в конце концов, убедится, что лучше и, разумеется, безопасней продать дом.
— Возможно, — медленно молвил Кемаль. — Хотя я не стал бы на это рассчитывать. Она с самого начала ведет себя неразумно. Не вижу никаких оснований надеяться, что теперь вдруг одумается.
— Вот что выходит, — вздохнул Насер, — если женщину выпустить из гарема и уравнять в правах с мужчиной. Лучше Пророка не скажешь: «Мужья стоят над женами за то, что Аллах дал одним преимущество перед другими».
Не желая сдаваться, Кемаль не удержался, добавил:
— Он сказал также: «И не давайте неразумным вашего имущества, которое Аллах устроил вам для поддержки».
Минуту постояли в молчании, потом Насер спросил:
— До сих пор работает?
Кемаль кивнул, не выдавая раздражения:
— Конечно. Как только перестанет, сразу сообщу.
— Знаю, только хочу посмотреть.
Кемаль не мог его упрекнуть. Сам видит каждый день, но не перестает благоговейно дивиться чуду.
— Пойдем.
И повел Насера в глубь квартиры.
Слыша, как затихают голоса, уловленные жучком в гостиной, Ёсио Такита переключился на другой во второй спальне. Если Кемаль Мухаляль с Халидом Насером придерживаются традиционного распорядка, то именно туда направляются. Он положил длинный гамбургер «Маленький Цезарь», вытер кухонным полотенцем руки, взял бинокль, навел на светившееся окно.
И точно, сквозь чуть приоткрытые венецианские жалюзи другой квартиры увидел, как в комнату входят два бородатых араба, идут прямо к лампе. Как всегда, останавливаются перед ней, пристально глядя куда-то вниз.
Но на что?
Ёсио записывал все разговоры, входящие и исходящие из квартиры звонки, однако по-прежнему не догадывался, что их так занимает в той комнате.
Что в это ни было, ему нужен свет, потому что Кемаль Мухаляль не выключает лампу ни днем ни ночью. Может, выращивают какое-то растение — водоросль, гриб, цветок, — которое нуждается в свете.
И опять повторяем: что именно?
Ёсио не знал, расставляя жучки, что во второй спальне будет происходить нечто важное. Видимо, любопытный объект расположили там позже.
Можно вернуться, еще раз взглянуть, но лишь в случае крайней необходимости. Арабы пока не догадываются о наблюдении и прослушивании. Ёсио плохо понимает арабский, поэтому отправляет пленки в арендованный группой Кадзу офис в центральном городском финансовом квартале. Там их переводят, перепечатывают, один экземпляр в зашифрованном виде срочно шлют в Токио, другой назавтра доставляют ему на дискете. Ёсио внимательно слушает каждую запись и все-таки не находит ответа.
Сейчас оба араба молчали.
Ну скажите! — упрашивал он, желая обладать телепатическими способностями. Скажите, на что смотрите!
Но они не послушались, стоя под лампой в благоговейном молчании.
Потом толстяк ушел, и Мухаляль остался один. Вскоре тоже удалился, выключив все лампы, кроме одной. Каждую ночь оставляет гореть во второй спальне лампу.