– Садятся! – отозвалась девчонка.
– Правда? И кто это решил?
– Я! Я уже большая: я знаю, что два плюс два равно четыре!
– А два плюс три?
Китти насупилась, но тут же рассмеялась:
– Ну хорошо! Я покормлю мою лошадку в номере.
Они говорили на смеси трех языков: русском, английском и, вероятно, каком-то диалекте китайского.
Дожидаясь заказа, незнакомец показывал Китти фокусы с куском сахара: то прятал его в кулаке, то вынимал из-за манжета или из-за уха.
Девочка заливисто хохотала:
– Еще! Еще!
Зайберт не выдержал:
– Извините… Мне просто любопытно: вы артист?
Незнакомец обернулся:
– Нет, журналист.
Он протянул Зайберту визитную карточку, на которой значилось «Klim Rogov».
– О, так вы русский? – еще больше удивился Зайберт.
– Только по происхождению. У меня американское гражданство, но мы с Китти живем в Шанхае. Я работаю на радиостанции, вещающей на английском языке.
– А я в новостном агентстве «Вольффс Телеграфише Бюро», – сказал Зайберт. – Как вам Москва?
Клим неопределенно пожал плечами.
– Я пытаюсь разыскать людей, которые принимали участие в гражданской войне в Китае, но мне везде говорят, что Советский Союз никого в Китай не посылал, и все, что там происходило – это дело рук местного пролетариата.
Зайберт понимающе улыбнулся.
– А чего вы хотели? Тут вся политика – это сплошные мифы и легенды, в которые все обязаны верить. Вот и вы верьте!
– У меня не очень-то получается, – нахмурился Клим. – Моя знакомая выехала в СССР вместе с военными и политическими советниками, работавшими в Китае, и после этого они как испарились. Я уже месяц пытаюсь их найти – и все без толку.
– Приходите ко мне, – благодушно предложил Зайберт. – Завтра в пять часов у меня будет небольшая вечеринка, и туда явится одна леди из Великобритании, Магда Томпсон. Она знакома с людьми, работавшими в Китае.
– Спасибо! Вы просто спасли нас с Китти! – Клим повернулся к дочери. – Я же говорил тебе, что все будет хорошо!
Зайберт ощущал себя добрым волшебником, который одним щелчком пальцев может осчастливить простых смертных.
3.
Маленькая записная книжка Клима Рогова
Вести тайный дневник – это все равно что повесить на дверь табличку «Не входить!» и слегка приоткрыть створку. Я много раз бросал эту вредную привычку, но, увы, я принадлежу к племени графоманов, письменных людей, которые живут охотой на слова и собирательством смыслов. Отними у нас нашу добычу и мы вымрем.
Впрочем, я обещал Фернандо детально описывать свои приключения в Советской России, так что будем считать это моим оправданием.
Этот ежедневник попался мне на глаза в киоске во Владивостоке. Я купил его и только потом разглядел, что на каждой странице в нем указаны «памятные даты» – казни революционеров, разгон демонстраций и покушения на царей. Мой дневник можно смело называть «Книгой мертвых», хотя я все еще надеюсь, что это будет история выживания, а не гибели.
Моя жена пропала без вести, и единственная зацепка, которая у меня есть – это статья, опубликованная в газете «Правда»: в ней говорилось, что ее «китайская группа» прибыла в Москву.
Мои шанхайские знакомые решили, что я сошел с ума, отправляясь в Россию: в глазах большевиков иностранец с русской фамилией может быть только белоэмигрантом, а белоэмигрант – это по определению враг.
Но на границе никто не обратил на это внимание: американский паспорт и приличное пальто сразу делают из тебя важную персону. Мелкие советские служащие боятся с тобой связываться: а то кто тебя знает – может, ты знаменитый инженер или ученый, которого пригласили на празднование десятилетия Октября?
Мы с Китти добирались до Москвы шестнадцать суток и чего только не насмотрелись по дороге! До Хабаровска поезд шел под конвоем красноармейцев, которые дежурили на площадках вагонов и на паровозе с тендером. Дальний Восток страдает от набегов разбойничьих шаек, и те нередко нападают на пассажирские составы – точь-в-точь как индейцы в фильмах про Дикий Запад.
Мы видели несколько ржавых поездов, лежащих под откосом еще со времен Гражданской войны. Многие мосты были взорваны, и вместо них большевики навели временные деревянные переправы. Поезд шел по ним еле-еле, балки трещали от тяжести, а пассажиры, затаив дыхание, молились: «Только бы все обошлось!»
Один раз мост-таки обрушился сразу за нами – паровоз едва успел втянуть последний вагон на берег. Странное это было чувство: мы как будто пересекли Рубикон.
Возвращаться мне некуда: я бросил работу на радио, отдал на хранение мебель и вещи и вернул хозяевам ключи от дома. Я не знаю, сколько продлятся мои поиски и насколько мне хватит денег: у меня никогда не было доступа к Нининым счетам, так что мы с Китти проедаем мои скромные сбережения.
Это действительно безумие – поставить на карту все и добровольно отправиться в страну, которой наши эмигрантские мамочки пугают детей. Даже если мне удастся отыскать Нину, скорее всего, мы вновь разойдемся. Еще до ее отъезда мы оба осознали, что наша семейная жизнь не сложилась, и только подгоняли неминуемую катастрофу.
Что заставляет меня гоняться за призраком давно угасшей любви?
Я всегда восхищался Нининой энергией, чувством собственного достоинства и способностью возрождаться из пепла, но наверное дело не в этом. В ней присутствует особая женская прелесть, перед которой нельзя устоять. И это не только мое предвзятое мнение – я видел, как на нее смотрят другие.
Где я найду вторую такую женщину? Если бы я не поехал в Москву, я бы обрек себя либо на одиночество, либо на бесплодные поиски Нининого двойника, – а мне даже думать об этом не хочется.
Наверное, я похож на пассажира «Титаника», который замерзает в ледяной воде, но продолжает считать, что его корабль не погиб – это были такие учения. Сейчас он вынырнет из глубин, все дыры на корпусе затянутся, и капитан поведет судно по прежнему курсу.
4.
Клим не мог дождаться встречи с Магдой Томпсон: только бы она помогла ему!
Выйдя на улицу, он нанял извозчика и вместе с Китти сел в старенькие санки с полостью, сделанной из байкового одеяла.
– Помолись, чтобы у нас все получилось! – шепнул он на ухо дочке. – Господь должен тебя услышать.
– Молюсь! – на всю улицу крикнула она. – Так слышно или еще громче надо?
Извозчик усмехнулся в заиндевелую бороду и тронул вожжи: