Да, наверное, ничего страшного не произойдет: при женщине бить не будут.
Алов шумно высморкался в платок и показал Климу на стул в центре комнаты.
– Присаживайся.
Ножки стула были привинчены к полу, покрытому истертым желтым линолеумом. Ладно, это ничего не значит – обычная обстановка в кабинетах для допросов. Вдох-выдох, собраться с мыслями и, главное, не болтать лишнего!
Алов был явно болен: глаза красные, на коже вокруг ноздрей – раздражение от насморка. Он долго хлопал себя по карманам, потом стал по очереди заглядывать в ящики стола.
– Хочешь папиросу? – спросил он, разыскав мятую пачку «Дымка». – Нет? Ну и зря. Ладно, давай быстро решим наши дела и пойдем по домам.
Машинистка простучала что-то по клавишам, каретка дзынькнула и переехала на начало строки.
Алов выложил на стол конверт с адресом, написанным рукой Клима: «Лондонский главпочтамт, до востребования мистеру Смиту». Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Варшавы чуть ли не год назад.
– Узнаешь?
Клим пожал плечами.
– Я не помню, что это.
– Адресат так и не пришел за письмом, и оно было выслано отправителю – Климу Рогову. На границе его вскрыли, и знаешь, что там оказалось?
Положив папиросу на край пепельницы, Алов вытащил из конверта несколько проткнутых насквозь открыток и развернул их веером. На одной из них был изображен товарищ Сталин с дыркой во лбу.
Клим наконец вспомнил: это были открытки, которые Китти собиралась повесить на елку. В прошлое Рождество Клим сунул их, не глядя, в конверт и отдал Оскару Рейху.
– Итак, что у нас имеется в наличии? – скорбно проговорил Алов. – Бывший белогвардеец Клим Рогов и его жена, Нина Купина, были завербованы китайской разведкой с целью шпионажа и вредительства. Они получили приказ убить товарища Сталина – чему имеются неопровержимые доказательства.
– Это неправда! – перебил Клим и тут же осекся: правда тут никого не интересовала. Алов прекрасно понимал, что все это ерунда, и просто показывал Климу, что тот влип всерьез и надолго.
– Знаешь, у меня есть сосед, мастер по изготовлению скелетов, – проговорил Алов. – Таких специалистов на весь Союз – человек десять, не больше. Это целая наука: сначала труп по полгода вымачивают, чтобы мясо отделилось от костей, потом кости белят хлором и сушат на солнце, и только потом – косточка за косточкой – собирают. Хочешь, мы сделаем из тебя скелет для кабинета естествознания? А я прослежу, чтобы его поставили в школу при детдоме, где будет учиться твоя Китти. А что, даже забавно получится: приходит девочка в класс, а там папа ей улыбается.
Машинистка чуть слышно фыркнула.
– Впрочем, если мистер Рогов будет вести себя хорошо, мы обойдемся без скелетов, – дружелюбно сказал Алов. – Итак, давай с самого начала: кто послал вас в Советский Союз?
– Я не буду ничего говорить, пока сюда не вызовут Оуэна, – отозвался Клим.
Алов долго смотрел на него налившимися кровью глазами и вдруг отчаянно закашлялся.
– Твою ж мать! – вдруг заорал он. – Мне что – делать больше нечего, как возиться с тобой?! Курехин, Филиппов, сюда!
В комнату вошли два здоровых охранника.
Клим попытался вскочить, но ему заломили руки и приковали их к спинке стула.
Алов снова высморкался в насквозь промокший платок и повернулся к машинистке:
– Пишите, Ольга Рустемовна: «Протокол допроса подозреваемого…»
Каретка звякнула, и железные буквы одна за другой принялись впечатываться в бумагу.
4.
За что бы Галя ни бралась, у нее ничего не выходило. Она даже не смогла покончить жизнь самоубийством: ее привезли в больницу, промыли желудок и отправили в общую палату – выздоравливать.
Целыми днями Галя лежала, отвернувшись к стене, и старалась ни о чем не думать. Но проклятые мысли все равно одолевали ее: как там Клим с его Ниной? Как Тата? Ее хоть кто-нибудь покормил?
Поначалу соседки по палате пытались разговорить Галю, но потом оставили ее в покое.
– Она у нас того… малахольная, – объяснили они молодой докторше, которая пришла их проведать.
– Ну, что ж мы так? – воскликнула та с укоризной. – Как мы себя чувствуем?
– Брошенной, – отозвалась Галя и тут же пожалела о сказанном.
Докторша всплеснула руками и принялась говорить, что в советских медицинских учреждениях это недопустимо, и сейчас она позовет нянечку и отругает ее за невнимание к пациентам.
Алов пришел к Гале только на пятый день и с порога начал орать, что она дура и истеричка. Он не спросил ее ни о самочувствии, ни о Тате.
– Это ты из-за меня травиться вздумала? Я ж тебе объяснил, в чем дело!
Сгорая от любопытства, соседки прислушивались к его словам: им было жутко интересно, почему Галя решила покончить с собой.
Алов схватил Галю за руку.
– Поехали – ты мне срочно нужна! Врачиха сказала, что ты вполне можешь передвигаться, так что едем на Лубянку.
Алов покосился на соседок и наклонился к Галиному уху:
– Мы твоего Рогова допрашиваем, а он ни в какую не сознается. Поможешь его расколоть?
Галя в оцепенении смотрела на Алова. Клим арестован?! Но ведь он должен был уехать!
Алов сдернул с нее одеяло:
– Давай одевайся! У нас сейчас будет чистка, и было бы хорошо до ее начала добиться положительных результатов.
Когда они сели в служебную машину, Алов сказал, что Клим вот уже двое суток сидит на «конвейере» – так называли непрерывный допрос, когда клиента передавали от чекиста к чекисту, не давая передохнуть и собраться с мыслями.
– Упорный, гад! – возбужденно кричал Алов. – Твоя задача – вытряхнуть из него адрес Нины Купиной. Вы же с ним в хороших отношениях? Сейчас с ним работает Разделочная Доска, а потом придешь ты и ласково объяснишь, что чистосердечное признание облегчает участь подсудимого.
«Разделочной Доской» звали бледную бесформенную женщину, служившую в охране. Она любила поговорить о высоком, знала множество стихов и даже стремилась прихорашиваться: выщипывала в ниточку брови и красила волосы персидской хной. Время от времени ее приглашали во внутреннюю тюрьму – она как никто умела разоблачать врагов.
– Рогова бьют? – едва слышно спросила Галя.
Алов помотал головой.
– Ну, как сказать? В общем, нет. Я пока решил обойтись без этого. Вдруг нам его еще на показательный суд вести?
Галя смотрела в окно и думала о том, что она превратилась в голубоватое полупрозрачное привидение. Она недавно умерла, и теперь ветер занес ее в знакомые места.
Алов что-то рассказывал про чистку и про то, что он несколько дней провалялся дома с температурой и не успел как следует вызубрить «Историю ВКП(б)». Он тоже был призраком – сгустком пульсирующей, тусклой энергии. Чтобы совсем не погаснуть, ему нужна была чужая энергия – вот он и высасывал ее из Клима и Гали.