София протянула руку, и Аларих положил ей на ладонь серебряный энколпион: в центре его была хрустальная гемма [51] с резным изображением Богородицы.
– Серебра тут немного, а сама гемма всего лишь хрустальная, но глиптика [52] великолепна, не правда ли, госпожа? – спросил Аларих.
– Она изумительна, – согласилась с ним София. – Но что находится в самом ковчежце?
– Он пуст. Можешь проверить.
София открыла крохотный ковчежец.
– В самом деле пуст. Как жаль… – сказала она, возвращая энколпион готфу.
Но Аларих почтительно сжал ее пальцы:
– Дорогая госпожа София, прими эту простенькую и недорогую вещицу в знак моей признательности за дружелюбное гостеприимство, которое ты нам оказала, а более всего за лечение и уход в то время, когда я лежал раненый в твоем садовом домике.
София ласково улыбнулась ему и сказала:
– Я понимаю тебя, Аларих, и принимаю твой дар.
* * *
Казалось бы, в доме наступили мир и покой. Все отдыхали от пережитых волнений, даже маленький Тума не доставлял особых хлопот матери и бабушке: еще бы, ведь за ним приглядывала Фотиния! Мальчик рос не по дням, а по часам, и его поначалу лысая головка начала обрастать черными кудряшками.
Из Харрана новости между тем приходили неутешительные. Город этот был большой, его покровителем считался сам Авраам, он, как и Эдесса, издревле стоял на торговом перепутье, а потому славился богатством и роскошью. Но не только. Крепость, стоявшая на высоком южном холме города, защищала его, обнимая своими крепкими руками-стенами. Войти в город, минуя крепость, было невозможно. Зная об этом, эфталиты попытались захватить Харран одновременно с Эдессой, но и эту твердыню взять им не удалось. Однако осада Харрана продолжалась, поскольку отступившие от Эдессы отряды эфталитов двинулись к Харрану и тоже обложили крепость.
Пробегали дни и складывались в недели, давно прошел и был скромно отпразднован праздник Успения Богородицы.
После церковной трапезы по случаю праздника, проводившейся в саду при кафедральном соборе, Мариам отвела в сторонку Евфимию и сказала ей:
– Помнишь, я говорила тебе про секрет? Поскольку он касается тебя, я его тебе сейчас скоренько выдам. Скоро к твоей матери придут тебя сватать!
– Кто придет? – спросила Евфимия прерывающимся голосом.
– Мой отец! – заговорщически прошептала Мариам, издали кивнув на брата, сидевшего за праздничным столом.
Евфимия молча отвернулась и стала смотреть совсем в другой угол сада.
– Ты, кажется, не рада? – удивилась Мариам. – Вы же с Товием так дружите с самого детства.
– Вот именно, что с детства… – сказала Евфимия. – Я его слишком хорошо знаю. Он такой привычный… Он же мне как брат!
Мариам внимательно на нее поглядела.
– А тебе хочется чего-нибудь непривычного-необычного?
– Конечно! А тебе разве нет?
– Мне важнее всего защита, доброта и надежность.
– Вот как… А разве Товий будет надежным защитником своей жене?
– Конечно. Как твой отец твоей маме, как мой отец нашей маме и нам.
– Я даже не уверена, что он хорошо владеет мечом!
– Зато он сумеет выбрать и нанять хороший отряд для охраны каравана и хорошо заплатить ему по возвращении…
– Ну, это не самое важное – деньги! Храбрость и удача важнее.
– Вот как? – Мариам погрустнела. – А я думала, мы с тобой станем сестрами. Знаю, о ком ты думаешь, подруга, но лучше бы тебе выкинуть эти мысли из головы.
– Ни о ком я не думаю. Бесполезно думать… За кого мама велит, за того я и выйду.
– Но София много раз говорила, что неволить дочь ни за что не станет, она для этого была слишком счастлива с твоим отцом. Кстати, она его тоже знала с детства.
– Да, мама так говорила много раз. Только мне-то что с того…
– Ну, не печалься, подружка! Не придет наш отец сватать тебя за Товия! Я скажу братцу словечко, и он послушает меня.
– Я замуж, скорее всего, совсем не выйду. Я в монастырь уйду.
– Это мы все говорим до свадьбы! – улыбнулась Мариам. – Только кто нас слушает?
– Никто, – вздохнула Евфимия.
– Вот и ты себя не слушай! – засмеялась подружка. – Незачем обращать внимание на глупости, которые говорят девушки, даже если ты говоришь их сама.
И Мариам, похоже, сдержала слово: о предполагаемом сватовстве Товия никто с Евфимией не заговаривал, и сам Товий, встречаясь с ней, был всегда дружелюбен, весел и добр, подшучивал над нею и над сестрой, в общем, вел себя как обычно – как друг и брат.
Но Мариам ошиблась: сватовство все-таки состоялось.
Однажды Аларих в сопровождении Гайны явился в дом к Софии, очень вежливо поздоровался и начал издалека: еще раз поблагодарил сердечно за гостеприимство, за лечение и уход. София слушала его с легкой улыбкой: она подумала, что войска покидают Эдессу и готфы пришли прощаться. Но оказалось, они пришли свататься!
– Твоя дочь Евфимия, госпожа София, запала мне в сердце, и я хочу взять ее в жены! – с воинской прямотой объявил наконец Аларих.
София ответила ему так же прямо и решительно:
– Об этом не может быть и речи! Я не отдам свою дочь за чужеземца, за человека, о котором почти ничего не знаю. Кроме того, что он храбрый и отважный воин, конечно… Но этого недостаточно, чтобы доверить ему свое дитя. Забудь о Евфимии, Аларих. Она не для тебя.
– У нее уже есть жених? – мрачно спросил готф.
– Нет, и мы с этим не торопимся. Я вдова, как вы знаете, господа защитники, и дочь – мое единственное утешение, кроме Бога.
– Что ты хочешь обо мне узнать, госпожа София?
– Ничего, кроме того, что уже знаю. Я даже не спрашиваю тебя, не остались ли у тебя на родине жена и дети: если ты скажешь, что нет, как я смогу это проверить?
– Вот здесь стоит Гайна, он мой друг, спроси у него!
Гайна тут же приложил руку к сердцу и сказал проникновенно:
– Клянусь, я никогда не слышал, чтобы мой друг вспоминал о жене или детях. Да ты сама, госпожа, видела его имущество: разве там есть хотя бы кусок ткани, приготовленный в подарок жене, или заморские игрушки для детей?