Она осмотрела плащ и больших дыр, к счастью, не обнаружила. А мелкие она потом зашьет, попросит у хозяйки гостиницы нитки, иглу и приведет плащ в порядок. До Самосаты и гостиницы она навряд ли доберется раньше заката, а на ночь глядя никто в погоню за Аларихом не тронется. А может, никакой погони в Самосате организовать не удастся, и придется, попросив в долг осла или мула, ехать в Эдессу к хозяйке, а уж София дальше все сама решит и сделает как следует. А пока надо отдохнуть и высушить плащ. Подвывая и постанывая при каждом шаге, старая нянюшка отошла от воды к кустам, расстелила плащ на горячих камнях, а сама, найдя проплешинку песка среди камней, улеглась на ней и уснула.
* * *
Когда Фотиния проснулась, плащ уже почти высох, а вот нога… Она поняла, что лучше ей решиться на еще один подвиг и все-таки добыть себе посох из кучи веток, чем идти всю дорогу, размахивая руками для равновесия и спотыкаясь на каждом шагу. Так она и сделала и выловила из ручья хорошую палку, длиннее собственного роста да еще и раздвоенную на одном конце. Укоротив ветки рогульки, она получила вполне приличный посох с навершием. Найдя более-менее пологое место, старуха похвалила себя за решимость: без посоха она бы и в этом месте на дорогу не поднялась, потому что, как она убедилась, пройдя несколько стадиев, берег впереди становился только круче, а дорога вскоре и вовсе отошла от реки в сторону.
В Самосату Фотиния действительно добрела уже на закате. «Ничего, сейчас я найду нашу гостиницу, там мне помогут…» – утешала она себя, шагая уже на последнем дыхании.
Гостиницу она нашла довольно легко по памяти, а у ворот увидела Василия, заводившего в калитку ослика с какой-то поклажей.
– Василий, сынок, помоги мне! – позвала она.
Юноша оглянулся и узнал ее. Он отправил осла хорошим тычком во двор, закрыл за ним калитку и только потом бросился к ней.
– Тетушка Фотиния, что с тобой? Тебя ограбил и бросил этот разбойник Авен?
– Почему Авен? При чем тут Авен? Меня чуть не убил разбойник Аларих, этот подлый готф! Веди меня скорей в гостиницу, я там все расскажу хозяевам, а ты послушаешь.
– Ох, тетушка Фотиния, не знаю, как тебе и сказать… В общем, нельзя тебе в гостиницу!
– Это еще почему, сынок?
– Да потому, что дядька мой, ну, наш хозяин, увидев тебя, сейчас же позовет воинов, и тебя возьмут под стражу! Ой, что ж делать-то?
– Да ты мне скажи для начала, с чего это твой хозяин вдруг будет сдавать меня страже?
– Да потому что Аларих сказал ему, что вы с Авеном сговорились, обокрали его и твою молодую хозяйку, ночью увели лошадь и мула и скрылись. Тетушка Фотиния, тебе нельзя здесь оставаться, уходи скорей!
– Понятно… Да, я пойду… Пойду отсюда, конечно, раз такое дело.
– Куда вы пойдете?
– К Евфрату. Мне надо попасть в Эдессу.
– Прости меня, что я не могу тебя проводить: я должен сначала загнать осла, а то он наделает бед во дворе, еще и в сад проберется!
Василий скрылся за калиткой, и Фотния услышала, как стукнула опускаемая щеколда. Она развернулась, вздохнула и пошла к реке. Но не успела она дойти до Евфрата, как сзади послышала топот и ее нагнал Василий.
– Тетушка Фотиния, подожди, я провожу тебя! Осел наш вдруг повел себя как ангел и сам зашел в сарай.
Василий взял старушку под руку, и идти ей стало гораздо легче.
– Так расскажи же мне, что там на самом деле случилось между тобою и Аларихом?
– А ты не поверил в то, что он рассказал твоему хозяину?
– Нет, конечно! Про Авена я ничего не знаю, я с ним двух слов не сказал, а с тобою-то мы разговаривали по дороге на Немрут. Не могла ты, тетушка, никого ограбить, не такая ты женщина!
– Ну тогда слушай.
И Фотиния рассказала юноше, что на самом деле случилось на берегу Нимфея.
– Так что кто кого ограбил, Василий, это еще большой вопрос: мои-то все деньги как раз и остались у Алариха, да и мул, купленный на деньги моей хозяйки, тоже. Интересно, что же он выдумал для Евфимии, чтобы объяснить мое исчезновение.
– Думаете, он ей не ту же самую басню рассказал?
– Конечно, нет! Девочка моя меня знает с самого рождения.
– У вас совсем нет с собой никаких денег, тетушка Фотиния?
– Откуда? Они все были в ларце, а утром я вышла из палатки, чтобы поговорить с Аларихом, успев только плащ на себя накинуть.
– У меня есть один бронзовый обол [74] . Мне его дала ваша Евфимия на прощание. Вот, возьмите его!
– Я беру его у тебя, добрый мальчик, потому что у меня нет другого выхода: я должна перебраться через Евфрат и дойти до Эдессы.
Они дошли до пристани, откуда на другую сторону ходил паром. Старший перевозчик стоял у трапа и собирал плату.
– Вы вовремя успели! – сказал он, пряча монету. – Это последний сегодня. Проходите!
– А сколько стоит перевоз? – спросил Василий.
– Половину обола.
– Я не плыву, я только провожаю тетушку. Ты отдашь ей половину обола?
– Конечно! Вот, возьми, тетушка.
Фотиния протянула монетку Василию, но он отстранил ее руку и шепнул:
– Я просто хотел убедиться, что у тебя, тетушка, еще что-то останется на дорогу.
– Не знаю, встретимся ли мы еще, Василий, но твой обол я постараюсь тебе вернуть сразу же, как только окажусь дома. Я пришлю его тебе в гостиницу.
– Не беспокойся, тетушка Фотиния, это же обол Евфимии, а ты мне ничего не должна. Ангела тебе в дорогу!
– И тебя храни Господь, добрый мой мальчик!
Фотния перекрестила юношу и поцеловала его в голову.
На пароме ехали крестьяне, возившие овощи на самосатский рынок, и Фотиния еще в пути сторговалась с ними, чтобы довезли ее на повозке до своего селения на другом берегу и покормили в дороге, и после этого денег у нее не осталось.
* * *
Голод не мучил Фотнию, она привыкла поститься, а вот с водой было хуже. Когда солнце поднялось и стало припекать, ей почти сразу же захотелось пить. Дело было не в том, что по каналам, орошавшим поля, вода текла мутная и наверняка для питья не слишком пригодная: из каналов и скот на пастбищах пил, в них и белье стирали, и купались. Просто у нее не было сил спуститься с дороги, проложенной гораздо выше полей и пастбищ, и добраться до воды. Пришлось терпеть, надеясь, что до следующего селения не слишком далеко. Почему-то ни со стороны Эдессы, ни в ее сторону с утра не было повозок, а то бы она попросила ее подвезти или хотя бы дать напиться.
Но все-таки ей повезло: на обочине дороги старушка еще издали увидела яркий желтый шар. «У кого-то скатилась с повозки дыня или тыква!» – подумала она и ускорила шаг. Но это оказалось не то и не другое, а разбитая дорожная тыквенная бутылка, выкинутая вместе с пересохшим ремешком. Фотиния подобрала ее и осторожно потрясла. Воды в тыкве не было, а трещина шла сверху и доходила почти до половины. «Вот и слава Богу, – подумала нянька, – если бы в бутылке оставалась вода, тыква бы уже загнила!»