Вот черт! И зачем он только взял их с собой.
Вряд ли Драговичу придет в голову, что Джиа может иметь какое-то отношение к вчерашнему шинному граду. Он просто тыкает наугад.
Но может случайно попасть в цель.
Первой мыслью Джека было посоветовать Джиа позвонить в полицию и сообщить о двух подозрительных типах, околачивающихся у ее дома. Копы их, конечно, спугнут, но потом они все равно вернутся.
Значит, придется управляться самому. Его первым побуждением было их убрать, причем совсем, и пусть полиция разбирается с этим делом. Поскольку оба работают на Драговича, все подумают, что это обычные бандитские разборки.
Все, но только не Драгович. Он-то знает, почему они там оказались, и устранить их — все равно что вывесить над дверями Джиа неоновую вывеску «Я к этому причастна».
Нет, нужен более тонкий подход. Но какой?
Голос Сола вернул его на Стейтен-Айленд.
— Я уже сто раз ее посмотрел, но все равно ржу, как лошадь, — сказал Сол, вынимая кассету из плеера. — Сколько сделать копий и куда мы их разошлем? В «Живого свидетеля»?
— Пока не надо никаких копий.
— Эй, а зачем тогда я ее покупал? — недоуменно спросил Сол, указывая на новенькую видеокамеру. — Разве не для того, чтобы делать копии?
— Именно для этого, — подтвердил Джек. — Но нам надо собрать побольше материала. Завтра ты опять залезешь на дюну и отснимешь вторую серию.
— Я-то залезу, но, может, мы придумаем что-нибудь почище шин? Как насчет битого стекла? Ух! У меня его целые горы.
Джек постарался, чтобы его голос звучал спокойно.
— Шины — это только первая стадия. На второй мы пригвоздим его по-настоящему.
— Пригвоздим? — В голосе Сола послышалось ликование. — Ты собираешься поработать гвоздями? Вот это другой разговор.
Опять он за свое.
— Нет, не собираюсь.
— А что тогда будет на второй стадии?
— Всему свое время, дружище. Да ты не волнуйся. Я все просчитал.
— Но мы уже отработали шины. Хватит с нас шин. Этого мало.
Джек сжал зубы, с трудом сдерживаясь, чтобы не взорваться. Его так и подмывало сказать Солу, что, если тому не нравится его план, он может делать все сам.
Вероятно, сказывалось беспокойство за Джиа и Вики.
Он очень нервничал.
Поднявшись, Джек шагнул к окну. Через грязное стекло он с трудом различал горы старых машин и металлолома, наваленных позади конторы.
— Надо найти что-нибудь получше шин, — завел свою волынку Сол.
— Ладно, Сол, — проговорил Джек, сдаваясь. — Пойдем посмотрим твое хозяйство. Если найдем что-нибудь получше, пустим в дело. Если нет — тогда опять шины.
Возможно, он и найдет что-нибудь подходящее, чтобы турнуть ребят Драговича.
Когда обрадованный Сол вывел его во двор, Джек заметил двоих мужчин, складывающих металлолом в старый автопогрузчик, тот самый, на котором он привез шины к братьям Эш.
Он задумчиво наблюдал, как, загрузив очередную порцию металлолома, подъемник опускается на землю. Край его был скошен и напоминал лезвие ножа.
Это натолкнуло Джека на мысль. Оглядев площадку, он заметил несколько ржавых машин, стоявших в ряд у забора.
— Они еще ездят? — поинтересовался он у Сола, указывая на эти развалины.
Тот остановился и посмотрел в ту сторону.
— Думаю, что да. Но только в один конец.
— А мне и не нужно возвращаться.
— Ты что это задумал?
Джек повеселел:
— В конце концов, могу же я взять часть платы натурой.
— Сколько нам тут еще торчать? — проворчал Вук Вуйкович, закуривая очередную сигарету «Мальборо».
Весь день они просидели в этой проклятой машине, ожидая, когда покажется дамочка. Вук беспрерывно курил, и язык у него стал как мокрая картонка. Он чувствовал себя усталым, разбитым и с трудом сдерживал раздражение. В «линкольне» хорошо ездить, но жить там не слишком комфортно. Вук взглянул в переднее зеркало и пригладил свои вытравленные волосы. Они отросли, и у корней пробивалась чернота. Пора снова краситься.
— Сколько можно смотреться в зеркало, — раздался с заднего сиденья голос Иво. — Что, волосы выпадают?
— У меня-то их пока хватает, старина, — отозвался Вук, посмотрев на редеющую шевелюру Иво. — А вот ты скоро станешь лысым как коленка.
— Зато я не похож на педика.
Вук засмеялся, чтобы не показать, что его задело замечание приятеля. Кто-кто, а уж Иво гораздо больше похож на бабу, и причем старую.
— Женщинам нравятся блондины.
Иво хмыкнул.
Они познакомились, когда служили в Югославской армии, и вместе прошли косовскую мясорубку. Позже, когда от армии и страны ничего не осталось, они нанялись в охранники к Драговичу.
Вук посмотрел вокруг. Элегантные кирпичные особнячки на тихой улочке, упиравшейся в небольшой парк на берегу Ист-Ривер. У него на родине так жили только высшие правительственные чиновники. Он попытался представить, во что обходится подобное жилье.
— Ненавижу ждать.
Иво вздохнул:
— Не самый плохой расклад. Мы могли бы сейчас торчать в Белграде и ждать выходного пособия.
Вук снова рассмеялся:
— Или стоять в очереди за газовыми баллонами.
— Ты вспоминаешь о доме? — спросил Иво дрогнувшим голосом.
— Только когда думаю о войне.
А думал он о ней постоянно.
Какое время! Сколько женщин у него было?
Сколько мужчин — бойцов и мирных жителей — выгнал он в поле или поставил у стенки и расстрелял? Не сосчитать. Каким всемогущим он себя ощущал — хозяин жизни и смерти, бесстрастно внимающий крикам, стонам и мольбам о пощаде и единолично решающий, кому жить, а кому умереть. Он чувствовал себя равным Богу.
Вук тосковал по этим дням, иногда так сильно, что на глаза его наворачивались слезы.
— А я стараюсь все забыть.
Вук молча посмотрел на своего приятеля. Иво всегда был мягкотелым, а сейчас и совсем размяк. Это случается со всеми, кто приезжает в Америку. Они теряют твердость.
Да я и сам уже не тот, подумал Вук. Он был несгибаемым воином, а кем стал? Охранником гангстера, который дает всякие дурацкие поручения вроде сегодняшнего. Да, он серб по рождению, но давно уже стал американцем. И все же ему повезло больше, чем его ровесникам в Белграде.