— Какие симпатичные ребята, — заметила Джиа. — Как они умудряются сохранить свою форму в такой чистоте?

— Почему бы тебе не спросить об этом у них? — улыбнулся Джек.

Когда моряки поравнялись с ними, Вика выставила вперед бедро и, подбоченившись, произнесла:

— Подгребай сюда, морячок!

Ребята так и прыснули от смеха, Джек еле сдержался, чтобы не сделать то же самое. Джиа покраснела и стала с интересом разглядывать крышу «Сакса».

— А что такого? — спросила Вики, когда смеющиеся моряки прошли мимо.

— Господи, ну где ты это слышала?

— Видела на Эм-ти-ви.

— Вот вам, пожалуйста, — наконец обрел дар речи Джек. — Все признаки упадка западной культуры.

— Ну вот что, мадемуазель, — сказала Джиа, беря Вики за руку. — Придется нам заняться твоим воспитанием. — Она взглянула на Джека: — А кстати, куда мы сейчас пойдем?

— Попробуем двинуть на Бродвей. Возможно, парад перенесли туда.

— Ты знаешь, — сказала Джиа, беря его под руку, — хорошо, когда праздники приходятся на конец недели.

— Никого нет в городе, ты хочешь сказать?

Она кивнула:

— Кажется, что он принадлежит только нам. — Вытянув руки, Джиа быстро повернулась на каблуках. — Ты только посмотри. Я никого не задела. — Она снова взяла Джека под руку. — Жаль только всех этих моряков. В кои-то веки у них увольнительная в Нью-Йорке — всего два праздника в году, — а все девчонки укатили за город.

— Я видел, как они разглядывали тебя, когда шли мимо.

— Не говори глупостей. Я им в матери гожусь.

— Они не просто смотрели — они строили глазки. Я их не виню. Твои шорты практически ничего не прикрывают.

— Брехня!

— Что? Ты действительно сказала «брехня»?

— Вздор и брехня, — повторила Джиа.

Но Джек видел, что ей было приятно мужское внимание и то, что он это заметил. Ничего удивительного. Две самые главные женщины в его жизни всегда находились под его неусыпным присмотром.

Наконец они добрались до Бродвея. Напротив в лучах солнца сиял фасад Брил-Билдинга, но парада не было и здесь.

Купив пару соленых кренделей с лотка, они пошли в западном направлении. Джек замедлил шаг у танцевального клуба, где делали ремонт. На входе висело объявление, гласившее, что здесь будет открыт самый фешенебельный ночной клуб Нью-Йорка — «Белгравия».

Логово Драговича. Джек догадался, что это бывшая штаб-квартира Милоша — он сидел здесь до того, как переехал в Хемптон.

Еще одна операция против Драговича, и дело можно будет считать законченным, во всяком случае, он так надеялся. Что касается ракшасы, он будет присматривать за ним до самой его кончины.

Джек уже собрался повернуть назад, когда увидел, что к ним, прихрамывая, приближается старик в военной форме времен Второй мировой войны и лихо заломленной фуражке. Джек приветливо помахал ему рукой:

— Салют! Вы не знаете, парад сегодня будет?

Ветеран нахмурился:

— Должен быть, черт побери! Кажется, они маршируют где-то на Верхнем Бродвее. Но скорее всего, на них никто не смотрит. Я только что был на церемонии чествования ветеранов, так туда почти никто не пришел.

Джек посмотрел на медали, украшавшие грудь старого солдата. Среди них горела звезда, в которой он узнал орден «За отвагу».

— Вы воевали на Второй мировой?

— Да, — ответил солдат, взглянув на Джека. — А вы служили?

Джек улыбнулся:

— Я? Нет. Армия — это не для меня.

— Я тоже туда не рвался, — сказал ветеран, повысив голос. — Никто из нас не хотел идти на фронт. Я проклинал каждую минуту на той войне. Но мы были там нужны, мы выполняли свой долг. И отдавали свои жизни. Весь наш взвод полег в Анцио, погибли все мои товарищи — один я выжил, да и то чудом. Мне удалось вернуться с этой войны, и, пока я жив, я буду говорить о своих погибших друзьях. Кто-то ведь должен их помнить, как вы думаете? Но сейчас всем наплевать на это.

— Мне не наплевать, — тихо сказал Джек, охваченный каким-то непонятным волнением. Он протянул ветерану руку. — Спасибо вам за все.

Заморгав, старый солдат пожал протянутую руку. Глаза у него подернулись слезами, подбородок задрожал. Наконец он справился с собой и, прошептав: «Да что уж там», побрел прочь.

Повернувшись, Джек встретился взглядом с Джиа. Глаза у нее слегка покраснели.

— Джек, это было...

Он смущенно пожал плечами.

— Нет, правда. Не отмахивайся. Это было так трогательно. Особенно при твоем отношении к армии и властям.

— Он же не армия и не правительство. Простой парень. Независимо от того, как ты относишься к войнам, нельзя не сочувствовать бедняге, которого вырвали из жизни, сунули винтовку в руки и отправили черт знает куда убивать других парней, которых тоже оторвали от родных и послали туда же. И пока они трясутся в окопах, рискуя не дожить до зари, все эти жирные коты, генералы, политики, священники, муллы и вожди племен, которые заварили всю эту кашу, сидят в тылу и передвигают фигуры на шахматной доске. — Переведя дух, Джек указал большим пальцем через плечо: — Ему досталась грязная работа, но он с ней справился. И потому достоин уважения.

— Это тоже мужское дело, да? — спросила Джиа, по-мальчишески ударив его по плечу. На губах у нее играла грустная улыбка.

— Наша мужская солидарность, детка.

Отвернувшись, Джиа проводила взглядом удаляющийся военный китель.

— Ох уж эти старые солдаты... — вздохнула она.

Но мысли Джека уже были заняты молодыми солдатами — ветеранами косовской войны. Доведись ему встретиться с ними, никаких рукопожатий не будет.

5

Третий ключ подошел. Люк открыл замок, вошел внутрь и быстро захлопнул за собой дверь. Жалюзи были опущены, но в приемной диабетической клиники было достаточно светло.

Теперь можно немного расслабиться. Сегодня сюда никто не придет, тем более Надя, которая все еще дает показания и подписывает протоколы. Сам Люк, наскоро ответив на вопросы, тотчас же уехал, сославшись на неотложные дела. В конце концов, он имел ко всему этому лишь косвенное отношение.

Во всяком случае, для полиции. На самом же деле мозг его лихорадочно работал, пытаясь найти ответы на мучившие его вопросы: как заставить Надю замолчать и почему Пратер не выполнил его распоряжений.

Но когда он дозвонился Пратеру, тот начал говорить загадками.

— Возникли непредвиденные обстоятельства, — коротко сообщил он.