Милош шел по городу, строя планы...
— Так ты теперь киллером заделался? — спросил Эйб, толкнув пакет через прилавок.
Джек начал отдирать липкую ленту от плотной оберточной бумаги.
По дороге в Нью-Йорк Джек рассказал Эйбу, что произошло, и попросил помощи. Эйб довез его до дому, где Джек постарался привести себя в божеский вид. Он снял и аккуратно сложил одежду, позаимствованную в больнице, чтобы отдать ее в химчистку, а потом вернуть Питеру Харрису вместе со стодолларовым банкнотом.
Потом он позвонил Джиа, чтобы еще раз объясниться. Конечно, лучше было явиться с повинной, но он не хотел пугать Вики своими синяками и ожогами.
Джиа не слишком обрадовалась его звонку. Опять они с Вики подвергаются опасности по его милости.
Здесь возразить нечего.
Когда это кончится?
Хороший вопрос, но пока он не может на него ответить. Возможно, сможет чуть позже.
Он не стал ворошить прошлое — ведь они и так знали, что Вики жива только благодаря Джеку. Если бы не его род занятий, ее вряд ли удалось бы спасти прошлым летом. Нет слов, это убедительный аргумент, но нельзя прибегать к нему до бесконечности.
Разговор велся в натянутых тонах.
Джек решил отложить все объяснения на потом. Чтобы избавить Джиа и девочку от опасности, которую представлял для них Драгович, он должен сосредоточиться на текущих делах. Развернув бумагу, Джек взял в руки пистолет.
— Похож на «Вальтер П-38».
Эйб фыркнул.
— Ну, если у тебя с глазами не в порядке и ты забыл очки дома, тогда, может, и похож. Это длинноствольный «АА П-98» 22-го калибра.
Джек взвесил пистолет в руке — тянет на полтора фунта. Проверил ствол: отшлифованное дуло с резьбой на трех восьмых дюйма. Потом взял черный металлический цилиндр, лежавший в пакете вместе с пистолетом.
— Слишком мал для глушителя. Ты уверен, что он будет работать?
— Прежде всего, это не глушитель. Это звукогаситель. Пистолет ведь не заглушишь. Можно только немного ослабить звук. Будет ли он работать? Да, будет. Это «Джемтек Аврора». В нем используется новейшая технология поглощения звука влажной средой. Убирает двадцать четыре децибела. Хватает на две обоймы. Потом надо менять.
— Мне надо сделать всего два-три выстрела.
— Вспышку при выстреле он тоже гасит.
Джек пожал плечами:
— Я буду работать днем.
— А вот этим ты будешь заряжать, — сказал Эйб, бросив на прилавок коробку с патронами. Они, как ты понимаешь, бесшумные.
— Естественно.
Какой смысл использовать глушитель, — ладно, звукогасигель, — если пуля будет свистеть в полете, как крохотный «конкорд», преодолевающий звуковой барьер?
— Ты не одолжишь мне свои перчатки? — попросил Джек.
Пошарив под прилавком, Эйб извлек пару нитяных перчаток, почерневших от грязи и оружейного масла. Джек натянул их на руки.
Эйб с изумлением посмотрел на него:
— А что, на патронах есть обратный адрес?
Джек не ответил. Высыпав на прилавок десяток патронов, он вытер их о перчатки и стал вставлять в обойму. Обычно он с упорством маньяка собирал свои стреляные гильзы, правда, это не всегда получается. В таких случаях лучше не оставлять на них отпечатков пальцев.
— Джек, — осторожно начат Эйб. — Я знаю, ты зол на нескольких подонков и на то есть веские основания. У тебя такие глаза, что я чувствую: для кого-то готовится большой бенц. Но разве обязательно прибегать к крайним мерам? На тебя это не похоже.
Джек взглянул в озабоченное лицо Эйба:
— Не беспокойся, старина. Я буду стрелять по картонной коробке.
— Ну, ясное дело, — согласился Эйб. — Для этого обязательно нужен глушитель. Чтобы не напугать остальные коробки. Наш Джек всегда так деликатен. И где же находится эта картонка?
— В Бруклине.
Джеку ужасно не хотелось туда тащиться. Голова у него гудела, как котел, обожженная кожа горела и зудела, шов на голове стягивал кожу, и каждое движение отдавалось болью в левом глазу. И к тому же налицо были все признаки похмельного синдрома. Скорей бы добраться до кровати. Но дело должно быть закончено. И сегодня же.
Вытерев обойму, Джек вставил ее в пистолет. Она с громким щелчком села на место. В свертке еще оставалась новенькая кобура. Джек вытер глушитель и положил его в карман. Потом протер пистолет, опустил его в кобуру и сунул ее сзади за пояс, под свою просторную водолазку.
— С каких это пор ты стал носить водолазки? — спросил Эйб.
— С сегодняшнего дня. Можешь оценить.
Длинные рукава и высокий воротник прикрывали его ожоги.
Джек осторожно надвинул на лоб защитного цвета панаму и нацепил огромные летные очки.
— Ну, как я выгляжу?
— Как читатель журнала «Солдат удачи». Но маскировка отличная.
Джек продумал свой наряд еще дома. Он скрывал шов на голове и синяки под глазами. Полиция уже наверняка разослала во все концы приметы человека со швом на лбу и обожженным разбитым лицом.
Он направился к двери.
— Встретимся завтра утром. Что тебе купить на завтрак?
— Яйца по-бенедиктински с печеночным паштетом вместо ветчины.
— Ты их получишь.
— Да уж, получу, — фыркнул Эйб у Джека за спиной. — Низкокалорийную булку с соевым творогом.
Остановившись у телефона-автомата, Джек набрал номер Надиного сотового. Он звонил ей уже в третий раз. Телефон по-прежнему не отвечал, и Джек перезвонил ей домой. Трубку сняла женщина, говорившая с сильным польским акцентом. Она сказала, что Нади нет дома. Что-то в ее голосе насторожило Джека.
— Что-нибудь случилось, миссис Радзмински?
— Нет. Ничего не случилось. А кто это говорит?
— Меня зовут Джек. Я... помогал Наде искать Дугласа Глисона, — кинул он пробный камешек.
— Даг нашелся. Он позвонил ей сегодня днем.
Хоть какие-то хорошие новости.
— Он рассказал, что с ним произошло?
— Наденька поехала к нему, но до сих пор от нее никаких известий. Она обещала позвонить, она всегда мне звонит, а вот сегодня почему-то не позвонила.
— Она так обрадовалась, что ее жених нашелся, что совсем забыла про маму.
— Но моя дочка всегда мне звонит.
— Уверен, что она скоро объявится.
Но, повесив трубку, Джек понял, что он вовсе в этом не уверен. Он никогда не видел этого Дага, но вряд ли можно предположить, что парень, всерьез занимающийся программированием, сам разбил свой компьютер, после чего отправился на пару дней погулять. По словам Нади, им с Глисоном стали известны какие-то тайные сведения о ГЭМ. И вот теперь никто не знает, где они.