— Это действительно опасный вывод. Так знай же, что ученые на протяжении многих веков трудились над созданием так называемой подлинной истории, которая не имеет ничего общего с реальностью. Так происходило по множеству причин. Например, потому, что история — это мощный политический инструмент, обслуживающий интересы тех, кто находится у власти.

— Так, значит, все это наглый фарс!

— Никоим образом. Такие категоричные утверждения типичны для большинства журналистов.

— Что ты имеешь в виду?

— Заголовки, Пьер. Заголовки! Чем скандальнее, тем лучше!

Пьер знал, что она права. Большинство его коллег были готовы пойти на что угодно ради броского заголовка. У него в памяти было немало случаев, когда правдивые новости журналисты калечили кричащими шапками — чем больше сенсация, тем больше читателей.

Маргарет вернулась к своей мысли:

— Мы знаем, что историю пишут победители, однако всегда находятся свидетельства, позволяющие докопаться до истины. Именно в этом и состоит наша задача по восстановлению прошлого. В большинстве случаев это непростой путь. Теперь вообрази, что бывает, когда за дело принимаются любители!

— Вроде меня.

Медиевистка, внимательно разглядывавшая ряды фигур, украшающих главные врата собора, обернулась к Пьеру.

— Не принимай это как личное оскорбление, однако ты должен признать, что во многом я права.

— Вижу, ты большой скептик.

— Не в этом дело. Просто я — не знаю почему — рассказала тебе о дискуссии, в которую вовлечены многие из нас, а это всегда полезно для науки.

— Как ты относишься к популяризации истории?

— Об этом тоже ведутся жаркие споры. Сторонники академического подхода воспринимают такие попытки в штыки. Многие придерживаются древнего принципа — история, как и алхимия, доступна только для посвященных.

— А ты как считаешь?

Маргарет посмотрела Пьеру в глаза.

— Сам подумай, почему это после твоего звонка я оказалась здесь, в Париже? Я яростная сторонница популяризации истории среди, так сказать, широкой публики, но тогда и только тогда, когда не искажается объективная истина.

— Ты меня сильно удивила. Теперь уж не знаю, показывать ли тебе микрофильмы.

Маргарет нахмурилась.

— Почему это?

Пьер чувствовал себя совсем уже неудобно из-за уловки, с помощью которой вовлек Маргарет в это дело. Он готов был рассказать ей о подлинном содержании папки с документами, но все же сдержался. Бланшар впервые задумался о том, хорошо ли он поступил.

— Боюсь, что документы, в которых вдет речь о «Красной змее», будут тебе не очень интересны. Ведь ты считаешь все это надувательством.

Маргарет посерьезнела, Пьер постарался скрыть свое напряжение.

— Разве я тебе не сказал? Извиняться было поздно.

— Не сказал. Ты звонил вчера вечером, упомянул о документах, имеющих отношение к Латинскому королевству, Балдуину и Готфриду Бульонскому. О «Красной змее» ты заговорил в связи с тем, что убийцы твоей подруги оставили на месте преступления пергамент с изображением змеи.

Маргарет хорошо помнила, что Пьер назвал содержимое папки разнородным.

— Что в этой папке, Пьер?

Они потихоньку подошли к углу собора, к улице Клуатр. Именно здесь Пьер вчера прощался с Мадлен. Он смотрел ей вслед и не подозревал о том, что больше никогда не увидит эту женщину. Ему захотелось побыстрее покинуть злополучное место.

— Лучше будет, если ты сама посмотришь. Поехали ко мне.

В этот самый момент раздались узнаваемые звуки — фрагмент симфонии Дворжака «Из Нового Света».

Пьер поднес телефон к уху.

— Слушаю. Да, это я. Прямо теперь? — Журналист сильно изумился. — Хорошо. Лучше через час.

Бланшар выключил мобильник. Он был явно озадачен.

— Что случилось?

— Звонил Годунов, полицейский комиссар, который расследует убийство Мадлен. Ему не терпится поговорить со мной.

— У тебя проблемы?

— Нет, хотя я всегда считал, что чем дальше от полиции, тем лучше. Годунов хочет встретиться со мной в комиссариате через час, так что времени у нас в обрез. Надо вернуться к машине и закинуть тебя домой.

— Лучше я поеду с тобой.

— Ты серьезно?

— Библиотекарь говорил, что полицейские заинтересовались теми бумагами.

У Маргарет возникло неприятное ощущение, что она ввязалась в куда более сложную историю, чем это казалось ей раньше. После неудачного разговора с Вожираром и звонка комиссара женщина начинала думать, что все это дело имеет минимальное отношение к исторической науке. Кроме того, ей совсем не понравилось замечание Пьера насчет папки с документами.

8

Иерусалим, октябрь 1126 года

Путешествие из порта Хайфы, где трое рыцарей уже несколько суток дожидались прибытия гостей, заняло два дня. Путники ночевали в местечке Торон, жалкой деревушке, расположенной на полпути между побережьем и Иерусалимом.

В столицу они вошли через Яффские ворота, находящиеся совсем рядом с величественной башней Давида. Далее их путь лежал на базарную площадь, оставляя по левую руку маленький храм, увенчанный куполом. Это была новая церковь, посвященная Иоанну Крестителю.

Путешественники добрались до кардоса — старинной римской стены, пересекавшей Иерусалим с севера на юг, от Дамасских ворот до Сионских. Отсюда они уже видели блеск золоченого купола мечети Куббат ас-Сахра, стоявшей в центре площади, на которой обосновались тамплиеры.

Прибывшие с трудом пробирались по лабиринту шумных улочек. Это было бурлящее разношерстное скопище торговцев, лоточников, ремесленников, жуликов, священнослужителей и солдат.

Путникам потребовалось не меньше часа времени и масса терпения, чтобы добраться до горы Мория, где премудрый царь Соломон когда-то воздвиг храм в честь Иеговы. Через две тысячи лет после этого легендарного события здесь высились мечети, построенные по велению калифа Абд-эль-Малика в шестьсот восемьдесят пятом году, сразу после того, как мусульмане овладели городом.

Заметнее всех были Куббат ас-Сахра, или Купол Скалы, мечеть Цепи — Куббат аль-Силсилех. Самой же знаменитой являлась Благословенная мечеть, она же Куббат аль-Акса, выстроенная по приказу калифа Аль-Валида между семьсот пятым и семьсот пятнадцатым годами по христианскому летоисчислению.

С тех пор как Балдуин перенес свой двор на другой конец города, в башню Давида, расположенную на так называемой Восточной стене, это место, которое мусульмане именовали площадью Мечетей, а христиане, следуя еврейской традиции, — Храмовым холмом, сильно обезлюдело. В этих стенах проживали только девять рыцарей, чье присутствие среди почтенных руин порождало множество слухов и пересудов. Никто не знал, чем они там занимаются. Жителям Иерусалима было известно лишь то, что храмовники пользовались покровительством короля, поддержкой патриарха и, что немаловажно, помощью капитула так называемых каноников Гроба Господня.