— А другая версия? — спросила Маргарет.
— Она гласит, что члены братства охраняют некую тайну. Кроме того, они призваны исполнить миссию, которую принято называть возмездием тамплиеров.
— Как вы сказали?
— Вам что-нибудь известно о собрании тысяча триста девятнадцатого года, на котором тамплиеры приняли решение о роспуске ордена?
— Да, я кое-что читала. Но ведь это легенда, одна из множества выдумок о тамплиерах, — неодобрительно заметила Маргарет.
— Напрасно вы так, профессор. Многим французским тамплиерам удалось выскользнуть из ловушки, расставленной Филиппом Четвертым. Это были изолированные ячейки, сохранившие волю к сопротивлению. Их членов воодушевляла мысль о том, что другие европейские монархи не спешат покончить с орденом. Тамплиеры даже разработали план по спасению своего последнего магистра, Жака де Моле, однако потерпели неудачу. В течение следующих лет рыцари пытались вынудить Папу восстановить орден и вернуть ему все былые права. Больше того! Эти люди были готовы устроить на юге Франции тамплиерское государство. Ведь в прежние времена рыцари храма владели богатейшими территориями в Лангедоке.
— Да это ведь пустые россказни! — в сердцах воскликнула Маргарет.
Губы д'Онненкура едва заметно дрогнули. Конечно, этот человек умел контролировать свои эмоции, но Маргарет задела его за живое. Все-таки Габриэль совладал с собой и продолжил повествование:
— Другие же рыцари, наоборот, считали этот проект химерическим и выступали за самороспуск своего союза. Чтобы принять окончательное решение, тамплиеры устроили собрание в окрестностях Труа. Там взяли верх сторонники ликвидации ордена. С тех пор орден храма прекратил свое существование. При этом в Восточном бору было принято решение чрезвычайной важности.
Маргарет рассматривала все эти сведения как нагромождение вранья, хотя многими они признавались за достоверные факты. При этом ее завораживала уверенность, с которой д'Онненкур их излагал.
— Какое решение? — спросил Пьер.
Габриэль слегка улыбнулся:
— Жаль, что вам нужно уходить. Мне хотелось бы обо всем поговорить без спешки и, конечно же, узнать точку зрения такого уважаемого эксперта, как вы, профессор. Однако я понимаю, что комиссар полиции важнее.
Пьера удивила реакция д'Онненкура. Такого он не ожидал. Журналист понял, что замечания Маргарет оскорбляли Габриэля больше, нежели позволяло показать его воспитание.
— Думаю, мой визит к Годунову не помешает нам встретиться в другой раз.
— Разумеется, нет. Документы будут находиться в полном распоряжении профессора Тауэрс. Она может использовать их так, как сочтет нужным.
Маргарет не поверила своим ушам.
— Вы серьезно?
— Абсолютно.
— Означает ли это, что я получаю возможность изучить пергаменты и даже описать их в научной работе?
— Конечно же.
Маргарет бросилась Габриэлю на шею и расцеловала его в обе щеки.
— Что вы! Дело того не стоит.
— Еще как стоит! Да о такой находке мечтает любой историк! Это ценнейшие документы.
Пьер вспомнил о машинописных листочках и газетных заметках, составлявших основу папки «Le Serpent Rouge», и почувствовал укол ревности. Документы, которые ему сейчас довелось увидеть, могли ввести в искушение кого угодно.
— Не стоит упоминать, что Пьер тоже получает доступ к пергаментам. Было бы несправедливо обойти его стороной.
— Я могу воспользоваться этим материалом для репортажа?
— Естественно. Правда, с некоторыми ограничениями.
Журналист нахмурился.
— Но это несправедливо! Я не слышал, чтобы вы в чем-то ограничивали Марго.
— Дорогой Пьер! Надеюсь, вы со мной согласитесь, что между академическими и журналистскими кругами существуют значительные различия.
— О чем конкретно идет речь?
— Вы должны учесть, что ваш репортаж не может носить сенсационного характера, до которого ваша братия так падка. Поймите, нам нужно установить определенные нормы. Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Ведь ваша работа состоит в том, чтобы продавать информацию. — (Бланшар и в самом деле отлично понимал Габриэля.) — Если вы готовы прийти к соглашению, то обещаю не требовать от вас слишком многого.
Пьер кивнул в знак согласия.
— Как мне с вами связаться?
— Звоните на мобильный. Номер должен был сохраниться в памяти вашего телефона.
— Полагаю, вы не станете возражать против присутствия мадемуазель Тауэрс? В конце концов, она в курсе всех событий.
— Не только не стану возражать! Я даже очень рад, что вы пришли — быть может, расскажете что-нибудь интересное. Вы ведь знаете старое присловье насчет того, что четыре глаза лучше двух.
— Как себя чувствует Дюкен?
Для Пьера это был самый естественный вопрос, но он удивился, что даже такой грубиян, как Годунов, способен быть благодарным за сочувствие.
— Нам остается лишь надеяться. Он по-прежнему находится в тяжелом состоянии, хотя теперь ему все-таки чуть лучше.
— Я очень рад.
— Но полностью здоровым он уже не будет. Из докторов слова клещами не вытащишь. Они боятся ляпнуть лишнее. Им есть чем гордиться. Ведь Дюкен был доставлен в больницу в состоянии клинической смерти. Некоторые журналисты даже успели сообщить о гибели полицейского инспектора.
— Как идет расследование аварии?
— Она была спровоцирована. Мы разрабатываем несколько направлений. Уж поверьте, дело продвигается.
— Подтверждается версия «Красной змеи»?
— Похоже на то.
Пьер понял, что дальше на эту тему комиссар распространяться не намерен, и решил замолчать, уступить ему инициативу.
— Как вы заметили, я дал вам время прийти в себя после путешествия в Лиму.
— Я должен сказать спасибо?
— Бланшар, стоит вам заговорить, как вы тотчас начинаете тянуть меня за яйца! — Годунов взглянул на Маргарет и прибавил к этой фразе свои извинения.
— Вы же не станете требовать, чтобы я был доволен и счастлив после того, как нас беспричинно задержали, сковали наручниками и отправили в полицейский комиссариат, словно отъявленных преступников.
— Скажем так, это была расплата за ваше бессовестное поведение.
— Ко мне это тоже относится? — вскинулась Маргарет. Ей показалось оскорбительным слышать подобные вещи от человека, отвечающего за общественную безопасность.
— Поверьте, вас мне искренне жаль, и я приношу свои извинения, однако Бланшару было указано не покидать Париж, предварительно не предупредив меня.