Что помешало нам как народу, как государству, сохранив потенциал и лучшие завоевания советского проекта, окрестить его? И почему в годы перестройки, в том числе и во имя борьбы с безбожием, мы утратили этот потенциал? Не получается ли, что православие использовали для ослабления в конечном счете самого же православия — ведь растерянный, заклеванный и вымирающий народ не явит сильной веры.
Один из крайних и во многом справедливых аргументов критиков советского строя — о жестком атеизме и воинствующем безбожии этой эпохи. Однако правильно ли поставлен перед обществом этот вопрос? Оставляя за скобками проблему «малого воцерковления» страны в 40-е годы, процесс которого в 50-е годы был приостановлен а после ухода Сталина вообще перечеркнут, примем для удобства рассмотрения за аксиому, что это были 70 лет безбожия. Даже при такой постановке вопроса в нашем понимании вопрос должен стоять не о закреплении и не о фиксации памяти об атеизме и гонениях на верующих. Сущностный вопрос в другом: что помешало нам как народу, как государству, сохранив потенциал и лучшие завоевания советского проекта, окрестить и воцерковить его? И почему в годы перестройки, в том числе и во имя борьбы с безбожием, мы утратили этот потенциал? Не получается ли, что в данном случае Церковь, которая получила «свободу», была использована внешним врагом для ослабления страны и народа? Иными словами, православие использовали для ослабления в конечном счете самого же православия — ведь растерянный, заклеванный и вымирающий народ не явит сильной веры.
Многие наши либеральные критики гнезда Суркова и в адрес советского строя, и в адрес старой дореволюционной России часто бросали упрек в избыточности жертв, обилии крови, насилия и надрыва в русской истории. И в их устах жертвы и сверхусилия обесценивали и как будто обессмысливали саму нашу историю. Однако, если жертвы были напрасны, тогда и сами наследники напрасно живут на земле. Не извлекают уроков и не умеют хранить добро. Жертвы и усилия русского народа как до революции, так и в советский период — аргумент не против сохранения всего нашего драгоценного наследия, а за такое сохранение, бережное собирание. Народ переваривал в своем духовном котле все мерзости разрушителей и преступников истории, преобразуя яд в бальзам. Сверхусилия и подвиги порождали великую цивилизацию, огромную силу добра, а вовсе не империю зла и не инфернальную реальность. Это в полной мере относится к советскому периоду. Громадное сосредоточение добра и веры в будущее счастье советских детей трудно отрицать представителям нашего поколения, тем, кто в 70-е — 80-е годы рос в советских городах и селах, учился в советских школах, воспитывался на советских песнях и книжках, во многом вобравших дух классической и народной русской культуры. По-моему, людям, жившим тогда на родине, невозможно отрицать этот потенциал добра, если, конечно, мы говорим о людях нормальных, не с искаженным нравственным мерилом, не ослепленных обидами и чувством мести.
Дискуссия о советском прошлом не должна вестись как бесконечное перетягивание каната между партией обличителей ГУЛАГа (а также: террора, классовой борьбы, ликвидации старой интеллигенции, крестьянства и духовенства и т. д.) и партией воспевателей мирного атома (а также Великой Победы, первого спутника и Гагарина, достижений советской науки, высокой планки советского образования и т. д.). Нужно уметь видеть все вместе, в объемной картине прошлого. История всегда такова — в ней не отыщешь золотого века.
И не стоит ли нам взять пример с китайцев, которые одновременно возрождают конфуцианство, даосизм, почитают своих древних императоров, но при этом не отказываются ни от красного диктатора Мао с его политическими перегибами, ни от его преемников? А, кроме того, китайцы внимательно изучают и опыт Запада, и опыт СССР, и другие страны. Изучают и негативный опыт (так, целый китайский институт исследует нашу «перестройку» — с целью не допустить у себя повторения подобного коллапса). Китайцы нанизывают будущее на настоящее, а настоящее на прошлое. Они не откидывают предыдущие ступени развития, не сжигают мосты, которыми их народ шел по своему пути к своему процветанию, пусть порою и с использованием для этого чужих учений и знаний.
Была ли «демоническая» составляющая в большевизме? Несомненно, была.
Был ли советский период продолжением великой истории великого народа? Несомненно, был.
Но главное в другом. Необходимо ясно видеть те принципы советского уклада, которые не просто желательно, а прямо-таки необходимо брать с собой в будущее. Назову лишь некоторые из них:
• связь прав граждан с их обязанностями перед обществом;
• военная служба как почетный долг;
• строительство реальной экономики, создающей новую физическую стоимость, осязаемое общественное благо как основу социального развития;
• организация инновационных прорывных направлений для решение стратегических задач а затем и в качестве локомотивов технологического развития всей страны;
• гарантии прав на образование, труд, жилище, охрану здоровья, отдых, пенсии, социальную поддержку за счет целенаправленного формирования общественных фондов потребления;
• обязательность в работе СМИ и массовой культуры преобразующего ментального результата, поднимающего, а не занижающего планку «нормы» общенародного сознания;
• ясный ответ на вопросы: кем трудиться, где трудиться, на кого трудиться, ради чего трудиться — связанный не только с индивидуальными желаниями и стремлениями человека, но и с общенациональной задачей размещения и совершенствования производительных сил.
Главный вопрос эпохи — когда и каким путем произойдет переход от промежуточной компромиссной путинской формации к «Пятой империи», к новому имперскому проекту. Черты этого проекта уже описаны — в том числе в разных работах и выступлениях многих членов Изборского клуба. Одни при этом делают акцент на евразийском характере будущей империи. Другие — на динамическом консерватизме и русском православном традиционализме, который при этом создает комфортное пространство для мусульман, буддистов и других иноверущих. Третьи — на том, что в новой империи произойдет естественное возрождение тех сильных черт советского проекта, которые были отброшены и разрушены в 90-е годы (речь идет об отборе именно сильных свойств, доказавших свою оправданность, а не тотальном возврате в СССР). Четвертые постулируют инновационный характер будущей империи, ее глубокое проникновение в парадигму нового технологического уклада, без чего она не сможет выстоять в борьбе цивилизаций. Пятые указывают, что она укрепится в своем противопоставлении мировой верхушке, управляющим капиталистическим миром кланам с их механизмами виртуальных денег и специально придуманных экономических рычагов доминирования, с их оторванностью от реальной экономки, от производства благ. Есть и другие нюансы и оттенки того многоголосого мировоззрения, которое являет Изборский клуб.
Главный вопрос эпохи — сумеет ли государство выйти из компрадорской ловушки, из-под опеки оффшорной аристократии на столбовой путь национального развития или, под влиянием интересов этих групп, фактически являющихся филиалом мировой финансовой олигархии, Россия вновь опрокинется в Смуту.