Взобравшись на этот могильный монумент, Дэй и Гирёв установили на нем крест, который смастерили из двух обрезанных лыж. А чтобы место захоронения выглядело более приметным, западнее и восточнее гурия поисковая команда стоймя закрепила в снегу двое саней. В промежутке между «восточными» санями и могилой моряки вогнали в лед бамбуковый шест со вложенным в него металлическим цилиндром. В записке, которую сочинил Аткинсон и под которой подписались все участники поисковой группы, указывалось:
«12 ноября 1912 года, 79 градусов 50 минут южной широты. Этот крест и гурий воздвигнуты над телами капитана 1-го ранга Скотта, кавалера ордена Виктории, офицера Королевского военно-морского флота; доктора Э. А. Уилсона, бакалавра медицины Кембриджского университета, и лейтенанта Г. Р. Бауэрса, офицера Королевского военно-морского флота Индии, как первая попытка увековечить их отважный и успешный поход к полюсу. Они достигли его 17 января 1912 года, после того, как этого же добилась норвежская экспедиция. Причиной их смерти явились жестокая непогода и недостаток топлива.
Крест и гурий воздвигнуты также в память их двух доблестных товарищей — ротмистра Иннискиллингского драгунского полка Л. Э. Отса, который пошел на смерть в пургу приблизительно в восемнадцати милях к югу от этого пункта, чтобы спасти остальных, и матроса Эдгара Эванса, умершего у подножия ледника Бирдмор. Бог дал, Бог и взял. Да будет благословенно имя Господне».
— А как быть с телами ротмистра Отса и унтер-офицера Эванса? — спросил Черри-Гаррард, когда все почести погибшим были отданы.
— Три часа отдыха, и уходим по линии гуриев на юг. До места гибели Эванса мы уже вряд ли доберемся, а вот тело ротмистра драгунского полка попытаемся отыскать.
— Судя по записи Скотта, господин Отс ушел из палатки приблизительно в двадцати милях отсюда. На месте лагеря еще, возможно, сохранился гурий.
— Это нам и предстоит выяснить.
К концу дня группа обнаружила едва заметный квадрат «конского вала», за стенами которого экспедиция когда-то прятала от пурги своих пони. И каковым же было удивление Аткинсона, когда на северном валу моряки обнаружили спальный мешок, на котором неумелой мужской рукой было вышито имя Отса. Можно было предположить, что после ухода ротмистра в никуда, полярники взяли этот мешок с собой, но затем, избавляясь от лишнего груза, оставили здесь, на старой стоянке.
Устроив себе под прикрытием вала ночлег, полярники рано утром вновь долго шли на юг, пока, после тринадцати миль тяжелого пути, не достигли указанной в дневнике капитана стоянки.
— На эту минуту нам известно только то, что именно здесь, в этом лагере, ротмистр попрощался с товарищами и ушел в пургу, — собрал совет лейтенант Аткинсон после того, как его спутники установили палатки. — Но мы не имеем никакого представления о том, куда он мог направиться.
— Позволю себе высказать предположение, сэр, — вмешался стоявший рядом норвежец Йенс Гран, — что он не мог пойти на север, поскольку товарищи наткнулись бы потом на его тело; и на юг, по санному следу, он тоже не пошел, зная, что в этом направлении они стали бы искать его.
— Но этого он явно не хотел, — поддержал каюра Черри-Гаррард, — решив не обременять своих спутников даже похоронами, которые тоже потребовали бы времени и усилий.
Разделившись на две части, группа поиска еще более часа прочесывала все пространство на запад и восток от лагеря, а сам Аткинсон около мили прошел по старому следу. На всякий случай, уже хотя бы ради успокоения совести. И хотя тело найдено не было, очевидно, оно уже давно покоилось под толстым слоем снега, полярники решили возвести здесь из снега и льда символическую гурий-могилу.
В небольшой крест из бамбуковых шестов они вставили подписанную Аткинсоном и Черри-Гаррардом записку: «Вблизи этого места умер чрезвычайно отважный джентльмен — капитан Иннискиллингского драгунского полка Л. Э. Дж. Отс. В марте 1912 года, возвращаясь с полюса, он добровольно пошел на смерть в пургу, делая попытку спасти своих товарищей, застигнутых бедой. Эта записка оставлена спасательной экспедицией в 1912 году».
В период полярного лета ночь всегда оставалась понятием условным, поскольку темнота как таковая не наступала, тем не менее Аткинсон приказал группе отдыхать, чтобы утром отправиться в обратный путь. Но получилось так, что спутники доктора давно уснули, а сам он еще долго сидел на санном передке и отрешенно всматривался в безбрежье снежной пустыни. Он размышлял о бренности человеческой жизни и о том, стоит ли жертвовать ею ради постижения таких вот ледовых пустынь. Он восхищался багровым нимбом над куполообразной вершиной Бирдморского ледника и поражался способности человека отрешаться от насиженных, родных мест ради ледовых миражей Арктики, Канадского Севера или губительного зова Антарктиды.
— Знать бы теперь, что произошло с группой Виктора Кемпбелла, — возник рядом с санями Эпсли. — Причем времени на отдых у нас почти не будет. Уже сейчас нужно планировать поход в сторону Земли Виктории.
— Лучше всего было бы идти по прибрежному льду. Но сейчас он погибельно непроходим: трещины, разводья, прикрытые снегом полыньи.
Черри-Гаррард извлек из планшетки карту антарктического побережья и разостлал на передке рядом с начальником экспедиции.
— Поскольку рассчитывать на приход «Терра Новы» мы пока не можем, придется идти из Старого Дома в сторону глетчера Феррара.
— И продвигаться вдоль плато до тех пор, пока это будет возможно.
— Но пойдет ли этим путем лейтенант Кемпбелл?
— Если не пойдет, значит, погибнет в паковых льдах. Вот только знать об этом мы не будем. Если мы потеряем еще и группу Кемпбелла, тогда уж старая добрая Британия нам этого не простит.
* * *
Когда на обратном пути они вновь увидели могилу Скотта и его спутников, то восприняли ее появление так, словно возвращались с Крестового похода на землю предков. Во время привала у этого скорбного гурия Аткинсон записал в своем дневнике: «На следующий день мы снова побывали на месте упокоения троих наших товарищей и навсегда распрощались с ними. Одинокие в своем величии, они будут лежать здесь без каких-либо изменений, не зная тлена, в наиболее подходящей для себя в этом мире могиле».
Весь оставшийся до базового лагеря путь Аткинсон провел в мучительных раздумьях по поводу следующей спасательной экспедиции — к «Убежищу Эванса». На каждом привале он устраивал совет, определяя маршрут этого похода и состав группы. Он понимал, что люди устали, поэтому решил привлечь к поисковой экспедиции тех двоих матросов, которые оставались на базе, саму группу сократить до шести человек и брать с собой только наиболее крепких и только добровольцев.
Последний отрезок пути Аткинсон вел группу без привала. Все чувствовали близость базового лагеря, поэтому и люди, и животные напрягали последние силы, чтобы как можно быстрее преодолеть последний перевал и начать спуск к мысу Эванса. Предельно уставший, истощенный трудной дорогой, волнениями и бессонницей, доктор упал на перевале, и уже в бессознательном состоянии спутники уложили его на запряженные мулами нарты.