Мало того, он вдруг понял, что таким образом норвежцы еще и пытались воздействовать на настроение, на психику своих соперников. И трудно утверждать, что им это не удалось. «„Как исследователи, они пали духом еще там, на полюсе, при виде норвежского флага на полюсной стоянке Амундсена. Физическая смерть их была уже вопросом времени“ — вот что скажут летописцы Антарктиды, если нам не удастся вернуться на судно живыми», — подумалось Скотту.
— Унтер-офицер, дружище, — вырвал его из потока мыслей голос Отса, — сделайте одолжение: снимите этот пиратский флаг викингов и вывесьте что-либо наше, и поприличнее.
— В самом деле, Эванс, — поддержал он ротмистра, — снимите-ка этот «Веселый Роджер», дабы он не осквернял нашу полярную тропу, и поднимите на ветру наш английский парус.
— Я тоже думаю, что так будет справедливее, — признал унтер-офицер.
Наблюдая, как Эдгар Эванс возится с флагом норвежцев, Скотт достал из вещмешка дневниковую тетрадь и записал: «Пятница, 19 января. До завтрака пройдено восемь с половиной миль, температура воздуха минус двадцать девять. Вскоре после того как мы покинули полюс, мы наткнулись на норвежский гурий и на наши собственные следы. Прошли ими до зловещего черного флага, который первым известил об успехе наших предшественников; забрали флаг, а до флагштока прикрепили свой парус и теперь расположились в полутора милях дальше от наших следов. Вот и все пока что о норвежцах…»
— Лагерь устраиваем прямо здесь? — спросил каптенармус.
— Ни в коем случае, — поднялся Скотт, пряча дневник в вещмешок. — Проходим еще полторы мили и там, установив собственный гурий, разбиваем лагерь. Я даже поведал об этом в своем дневнике.
— Согласен, только не здесь, — мгновенно отреагировал Отс. — Порой место стоянки тоже становится вопросом принципа. К тому же приятно будет осознавать, что завтракаем-то мы еще на полторы мили ближе к спасительному судну.
— И как только настанет время привала, вы, Уилсон, — распорядился начальник экспедиции, — позаботьтесь о достойном окружающих вас джентльменов завтраке.
— Поскольку все мы достойны его, сэр, — великосветски склонил голову доктор, еще в самом начале экспедиции к полюсу добровольно взявший на себя обязанности кока.
Надвигавшиеся на полярных странников снежные тучи осыпали их уже даже не снегом, а градом бритвенно-острых ледяных кристаллов. Они врезались в щеки, болезненно обжигали нос и губы, ослепляли световыми переливами глаза, и, казалось, сам воздух этой горной, неприспособленной к жизни «планеты» превращали в какое-то кристаллическое месиво.
Время от времени сквозь эту светло-серую, с пепельным налетом, пелену прямо над ними проявлялось солнце. Однако, не прибавляя ни тепла, ни света, оно заряжало мириады кристалликов каким-то странным, убийственным для зрения полярников блеском, от которого, как и от самого светила, людям хотелось как можно скорее избавиться. Все они в той или иной мере страдали «полярной слепотой», при которой солнечный свет порождал в глазах странников некую синеватую темноту; а сами лучи раздражали их, заставляли слезиться и вызывали режущую, песочную боль.
Санная нагрузка была теперь относительно легкой, к тому же попутный ветер наполнял парус их полярной «ладьи», и тем не менее двигаться становилось все труднее и труднее. Дело в том, что между снежным настом и полозьями санок пролегал слой все той же кристаллической массы, который лишал полозья способности скользить. Порой создавалось впечатление, что они тащат свои сани не по снегу, а по каменистой пустыне. И даже то, что полярники старались идти по своему старому, трехдневной давности, следу, уже не спасало их. Тут и там эти следы были засыпаны снегом и на них образовывались плотные угловатые заструги.
— Странно, — возмущался Бауэрс, в очередной раз внимательно осматривая пространство впереди себя, — мы теряем свои следы уже на четвертый-пятый день, в то время как следы норвежцев сохранились даже спустя месяц после их визита на полюс.
Скотт и сам задумывался над этой странностью, и хотя объяснялась она особенностями погоды, ответ Отса показался ему вполне приемлемым:
— Кажется, мы с вами, лейтенант, купили билеты на судно не того класса, которое достойно нас. Вот Антарктида и принимает нас, как незваных гостей или нищих родственников. Отсюда и все наши беды.
«Что значит: „Не того класса“?! — мысленно возмутился полковник флота. — Что этот драгунишко позволяет себе?!» Однако высказать свое возмущение вслух так и не решился.
— Ну, пока что ничего особого не произошло, — возразил вместо него Бауэрс.
— Произошло, штурман, произошло, — решительно настоял на своем Отс. — Жаль только, что вы не способны понять это.
Он шел без лыж, и капитану не раз казалось, что этот рыжий худенький коротышка вот-вот устанет семенить своими коротенькими ножками и выбьется из сил. «Плохо было бы нам без лыж, — записал он недавно в своем дневнике, — хотя Бауэрс и без них умудряется пробираться сквозь мягкий снег, не очень-то напрягая свои коротенькие ножки».
Держался лейтенант по-прежнему в первой паре, между Скоттом и Уилсоном, только чуть позади. Но как только группа оказывалась в низине и устраивала себе передышку, этот неутомимый, почти подросткового вида человечек оставлял свои лямки и бросался к ближайшей возвышенности, чтобы оттуда осмотреть пространство, оценить обстановку, обнаружить очередной гурий, а главное, определить маршруты подъема и спуска.
Во время каждого из этих разведывательных рейдов Бауэрс терял силы и время, которое другие использовали для отдыха. И хотя Скотт все чаще запрещал ему прибегать к подобным вылазкам, каждое донесение лейтенанта помогало ему сориентироваться: ставить парус или не следует, надевать лыжи или какое-то время лучше обойтись без них?…
«Маленький Бауэрс — чудо природы, — восхищался его выносливостью и незаменимостью Скотт, прежде чем перевести из вспомогательной партии в основную, полюсную. — Он во всем находит наслаждение… Кроме заведования припасами, он ведет самый тщательный и последовательный метеорологический журнал, а теперь еще и взял на себя обязанности фотографа, а также принялся вести астрономические наблюдения. Он не уклоняется ни от какой работы. Его трудно заманить в палатку; о холоде он словно бы забывает и, лежа в своем мешке, пишет или обрабатывает наблюдения, когда другие давно спят».
Провизия была на исходе, когда они наконец увидели на небольшой возвышенности два гурия, поставленных метрах в трех друг от друга, а между ними — небольшое иглу.
— Впереди «Южный склад»! — возвестил своих спутников глазастый Бауэрс. — Хорошо, что мы сразу же обнаружили его, иначе послезавтра уже остались бы без ужина.
Этот был тот последний склад, благодаря которому они разгрузили сани перед броском на полюс. Перед выходом к полюсу Скотт чуть было не вернулся к нему. Он не знал, какая погода ждала их на полюсе, и решил, что слишком опрометчиво было оставлять продукты, уходя в эту мистическую неизвестность, в которой мороз, по представлениям все того же Шеклтона, способен достигать шестидесяти градусов; где могли царить седые дымчатые туманы и непрерывно дуть штормовые ветры. Вот и возникал вопрос: что произошло бы, если бы в районе полюса пришлось задержаться хотя бы на двое-трое суток?