– Наверное, тот узел больше не работает, – подала голос женщина по имени Сеаес, стоявшая в толпе.
– Попробую Поместье Ломана. Сын Марины набрал привычный код. Опять ничего.
– Чтоб нам всем провалиться! – воскликнул дородный Каман, протискиваясь вперёд. – Вы ничего не напутали? Дайте я попытаюсь.
Следом за ним попытались ещё пятеро. Проверили три дюжины знакомых факс-узлов. Ни один из них не отвечал. Ни Чом, ни Беллинбад, ни павильоны Небесных Колец в Уланбате – ни единый.
В конце концов люди остановились, не в силах вымолвить ни слова. На каждое лицо легла печать беспросветного ужаса и отчаяния. Никакие кошмары последнего времени – падение метеоров, отключение электричества, поломка сервиторов, ранние атаки войниксов, новости из Парижского Кратера, даже резня при Ардисе и безнадёжное ожидание на Тощей Скале – ещё не вселяли в сердца подобной обречённости.
Факс-узлы перестали действовать. Привычный с детства мир воистину рухнул. Оставалось лишь ожидать неминуемой смерти.
Ждать, пока не вернутся безголовые твари или пока мороз, истощение и болезни не прикончат беженцев одного за другим.
Ада взобралась на маленький помост у основания колонны, чтобы все могли видеть, кто говорит.
– Мы возвращаемся в Ардис-холл! – возвестила будущая мать сильным, не терпящим возражений голосом. – До него отсюда чуть больше мили. Даже при нашей усталости дорога займёт около часа. Том и Греоджи перенесут больных на соньере.
– Какого чёрта нам делать в бывшем особняке? – спросила невысокая женщина; супруга Хармана не признала её лица. – Чего мы там не видели? Полусгнивших трупов, пепла и войниксов?
– Не всё же сгорело! – громко возразила ей Ада, хотя не имела об этом никакого понятия: она ведь была без сознания, когда спаслась на диске из пылающих руин.
Впрочем, Даэман и Греоджи будто бы видели участки, не поврежденные огнём.
– Не всё сгорело, – повторила будущая мать. – Сохранились толстые балки, остатки палаток и бараков. В крайнем ел; чае разберём частокол и построим деревянные хижины. Что-нибудь ещё из вещей уцелело. Возможно, даже ружья. Мы многое там оставили…
– Например, серых чудовищ, – вставил мужчина со шрамом.
– Пожалуй, ты прав, Элос, – согласилась Ада, – но войниксы теперь шныряют повсюду. К тому же их отпугивает яйцо Сетебоса. Покуда оно у Даэмана в рюкзаке, твари не приблизятся на пушечный выстрел. И где ты предпочтёшь с ними встретится? В холодном ночном лесу или у большого костра, в тёплой лачуге, когда твои друзья будут стоять на страже?
Толпа озлобленно затихла. Кое-кто ещё пытался стучать клавишам, после чего бессильно бил кулаком по колонне.
– Почему не остаться прямо здесь? – произнесла Элла. Крыша уже есть. Построим стены, разложим огонь. Частокол поменьше, его намного проще восстановить. А если факс оп заработает, мы быстренько уберёмся куда-нибудь подальше.
Супруга Хармана кивнула.
– Всё верно, подруга. Но как быть с водой? Придётся то и дело посылать кого-нибудь к реке, а это за четверть мили отсюда, и путь опасен. Запасы будет негде хранить, да мы и сами все не разместимся под этой крышей. И ещё здесь холодно. Главный особняк возводили в солнечном месте, там куча строительного материала и главное – есть колодец. Расположим новый Ардис-холл вокруг него, так чтобы не выходить за питьём наружу.
Колонисты переминались с ноги на ногу, однако не отвечали. Никого не прельщала мысль о том, чтобы вновь куда-то брести по мёрзлой дороге, всё дальше от павильона и надежд на спасение.
– Я отправляюсь, – объявила будущая мать. – Ещё пара часов – и стемнеет. Я собираюсь развести славный костёр до того, как на небе зажгутся кольца.
Она действительно вышла из павильона и пошла на запад, в сторону дороги. Даэман тронулся следом. За ним – Эдида и Боман. Затем потянулись Том, Сирис, Каман и многие другие. Греоджи занялся погрузкой больных обратно на борт соньера.
Догнав кузину, сын Марины склонился к уху молодой женщины и прошептал:
– У меня две новости: хорошая и плохая.
– Давай хорошую, – устало проговорила Ада, чувствуя, как раскалывается голова.
Супруга Хармана шагала зажмурившись, лишь иногда разжимая веки, чтобы не сбиться с каменистой дороги.
– Все двинулись за нами, – сообщил Даэман.
– А плохая? – произнесла женщина, думая про себя: «Только не плакать! Только не плакать!»
– Треклятое яйцо Сетебоса начинает потихоньку трескаться, – ответил кузен.
Только избавившись от верхней одежды в хрустальной усыпальнице под мраморным полом Таджа Мойры, Харман ощутил, как же здесь холодно. В исполинском сооружении тоже царил мороз, однако умная термокожа, которую девяностодевятилетний натянул на себя в кабине Эйфелевой дороги, позволяла не замечать этого. И вот он застыл в изножье прозрачного гроба, сняв термокостюм наполовину (обычный наряд кучей валялся на невидимом полу). Голые руки и грудь покрылись пупырышками.
«Это неправильно. Совершенно неправильно». Современники Хармана были начисто лишены каких-либо религиозных взглядов, не считая трепетного благоговения перед «постами», обитавшими на небе, и почти одухотворённой веры в Последнее восхождение к ним и вечную жизнь на кольцах. Туринская драма дала людям самые приблизительные суждения о церковных обрядах и помыслах.
И всё же в эту минуту мужчина проникся ощущением, что совершает грех.
"Но жизнь моей Ады, жизни всех, кого я знаю и кто мне дорог, возможно, зависят от пробуждения последней женщины из рода «постов».
– От секса с этой мёртвой или впавшей в кому чужеземкой? – вслух прошептал он. – Бред какой-то. Безумие.
Харман оглянулся через плечо (казалось, Просперо сдержал своё слово; по крайней мере мага нигде не было видно) и разоблачился догола. Холод пробирал до костей. Возлюбленный Ады опустил глаза и чуть не рассмеялся: какой же он замёрзший, морщинистый, съежившийся.
«А если полоумный старик надо мной подшутил?» И кто знает, не прячется он где-нибудь поблизости под покровом невидимости?
Мужчину колотила дрожь: отчасти от озноба, но больше от непреодолимой гадливости. Одна только мысль о собственном прародителе по имени Ахман Фердинанд Марк Алонцо Хан Хо Теп вызывала тошноту.
Харману вспомнилась Ада – израненная, потерявшая сознание, заброшенная на вершину Тощей Скалы вместе с жалкой кучкой беженцев, уцелевших после резни у Ардиса.
«Кто сказал, что это не ложь? Просперо ничего не стоит сотворить обманную туринскую пелену».
Да, но действовать придётся так, словно видение было правдивым. Как и волнующие речи мага о том, что другу Никого необходимо учиться, необходимо изменить себя и встать на борьбу против Сетебоса, войниксов и калибано, иначе всё потеряно.