Слезы льёт луна-колдунья
В ожиданьи новолунья,
Но поверь, что Ариэль
Тосковал ещё сильней.
Ты вернулась – я с тобой,
Словно ангел за спиной.
Скажи – на крыльях вознесу,
От бурь и горестей спасу.
Мойра коснулась его щеки, перевела взор на Хармана, потом обратно – на призрачную аватару земной биосферы.
– Похоже, вы уже знакомы?
– Встречались, – проронил мужчина.
– Что было с миром, Ариэль, с тех пор как я покинула его? – спросила дама, опять отвернувшись от человека. И призрак отвечал:
Мир менялся, как река
Морщит гладь от ветерка.
Только испокон веков
Я тебе служить готов.
И уже не столь официально, словно завершая некий торжественный ритуал, прибавил:
– А ты, моя леди, как ты чувствуешь себя, заново родившись в нашем мире?
Видимо, настала очередь Мойры изъясняться размеренным, церемонным тоном, какого Харман ни разу не слышал от Сейви:
Заброшенный, печальный этот храм —
Все, что оставила война титанов
С мятежными богами. Этот древний
Колосс, чей лик суровый искажен
Морщинами с тех пор, как он низвергнут, —
Просперо изваянье; я – Миранда,
Последняя богиня этих мест,
Где ныне лишь печаль и запустенье… [52]
К ужасу Хармана, женшина-"пост" и воплощённая биосфера, не имеющая ничего общего с людьми, без стеснения разрыдались.
Ариэль с учтивым поклоном отступил на шаг и, плавно указав рукой на человека, молвил:
– А сей кратковечный доставлен в хрустальный чертог, разумеется, для наказания?
– Нет, – сказала Мойра. – Скорее в образовательных целях.
Детёныш Сетебоса вылупился в первую ночь после возвращения колонистов обратно в Ардис-холл.
При виде разорённого семейного гнезда сердце Ады сжалось от боли. Покидая имение в последний раз, она лежала в соньере без сознания, а предыдущие ужасные часы оставили смутные воспоминания: сказались бесчисленные раны и сотрясение мозга. И вот, когда беженцы одолели последний холм, перед её глазами возникли при белом свете дня развалины родного дома, прежней жизни, руины памяти. Женщине хотелось упасть на колени и плакать до полного бессилия, но позади брели сорок четыре усталых путника, в небе парил летающий диск с восемью наиболее пострадавшими – и она продолжала идти среди опалённых руин, вскинув голову, не проронив ни слезинки, только смотрела по сторонам, отыскивая взглядом уцелевшие вещи, что могли пригодиться для нового поселения.
Её дом, огромный особняк Ардис-холла, две тысячи лет семейной гордости, – всё безвозвратно погибло, остались чёрные обугленные балки да россыпь кирпичей на месте многочисленных каминов. Хотя, если присмотреться, кое-что всё-таки сохранилось.
А на поле брани лежали растерзанные тела погибших.
Ада посовещалась с Даэманом и несколькими товарищами; решили, что первым делом необходимо разжечь костёр и возвести укрытие – для начала хотя бы самый простой навес, куда можно было бы снести больных и раненых и где колонисты в тепле скоротали бы зимнюю ночь. Главный особняк они потеряли, зато бараки, сараи и прочие сооружения, построенные за последние девять месяцев перед Великим Падением, частично убереглись от разрушений и огня. Некоторые – даже полностью, но люди не рискнули бы заночевать в их стенах: слишком близко к лесу, непомерно тяжело защищать и чересчур далеко от колодца, расположенного у самых стен Ардис-холла.
Собрав горы хвороста и сухой древесины и потратив, как показалось Аде, кучу спичек из тающего запаса, погорельцы развели большой костёр. Греоджи приземлил соньер, и вскоре пострадавших (кто-то был без сознания, кто-то с трудом понимал, что происходит) как можно удобнее разместили на импровизированных ложах вокруг огня. Особо отряженные люди продолжали разбирать развалины на дрова: никто не желал отправляться в сумрачный лес, да и бывшая хозяйка имения запретила подобные подвиги, по крайней мере до наступления утра. Летающий диск опять сорвался в небо и принялся описывать круги шириной в милю. Утомлённый Греоджи «за рулём» и вооружённый винтовкой Боман зорко высматривали войниксов. В одном из бараков (его возводил несколько месяцев ещё Одиссей с учениками) обнаружилась настоящая сокровищница – одеяла и рулоны скатанного полотна, вполне пригодные, хоть и сильно пропахшие гарью. Ещё в одном поваленном, наполовину сгоревшем сарае неподалёку от сожжённого литейного купола Ханны Кауль наткнулся на кирки, лопаты, ломы, тяпки, полотки, гвозди, мотки нейлоновой бечевы, карабины и прочие орудия, что некогда принадлежали сервиторам, а теперь могли спасти жизни людей, лишившихся крова. Другая команда занялась сооружением не то навеса, не то древесной хижины из неповреждённых брёвен, которые искали на развалинах бараков и частокола. Временное укрытие для всех – и возможно, не на одну только ночь, – строили вокруг глубокого колодца рядом со всё ещё дымящимися руинами Ардиса. Боман предлагал возвести нечто более солидное, с башней, бойницами и собственным частоколом, но Ада убедила мужчину отложить мечты о крепости на будущее, а покуда вместе решать насущные жизненные вопросы.
Войниксы по-прежнему никак о себе не напоминали. Правда, ещё не стемнело, хотя ждать оставалось недолго; так что Даэман с кузиной выставили по большому периметру стражу из десятка отборных стрелков под началом Камана. Остальные несли охрану ближе к огню и убежищу. Всего в запасе насчитывалось двадцать четыре винтовки в рабочем состоянии, одна с подозрением на неисправность и менее ста двадцати магазинов хрустальных дротиков.
Немногим больше трёх часов ушло на то, чтобы сколотить и установить каркас убежища: стены шестифутовой высоты из брёвен от частокола и покатую крышу из досок от бараков, которую накрыли холстиной. Укладывать больных на сырую землю было немыслимо, а делать настоящий пол – занятие хлопотное и занимающее уйму времени, поэтому колонисты, натаскав из бывшего коровника у северной стены охапки сухого сена, застелили его несколькими слоями полотна. Скотина или вся разбежалась, или же пала от рук безголовых чудовищ, однако нынче никто не спешил на поиски в лес, а небесным дозорным на соньере и без того хватало забот.
Поздно вечером укрытие было готово. Ада, которая успела поработать в команде, ладившей новые колодезные вёдра и цепи, а потом возглавить отряд могильщиков, лопатами и ломами пробивавших в мёрзлой почве неглубокие ямы, вернулась, осмотрела постройку и нашла её вполне просторной для сорока пяти человек, если те улягутся вплотную друг к другу (предполагалось, что остальные в это время будут охранять спящих), а поесть в ней могли бы при необходимости сразу все пятьдесят три колониста, хотя потесниться пришлось бы изрядно. Лишь три стены состояли из брёвен: четвёртую, северную, что была обращена к колодцу и двум кострам, сделали в виде полотняного навеса, который почти целиком откинули, чтобы впустить внутрь побольше тепла. Эдида и Ламан, покопавшись на развалинах Ардис-холла, принесли разные железки и керамическую плитку: хотели сделать дымоход, а то и целую трубу, но и это усовершенствование пришлось отложить до следующего дня. Стекла для окон так и не нашли, поэтому прорубили несколько маленьких отверстий на разной высоте во всех деревянных стенах, а потом закрыли на ночь створками и для надёжности завесили холстиной. Бывший любитель бабочек предположил, что в случае нападения можно будет укрыться здесь и палить по врагам через бойницы, однако при первом же взгляде на тряпичную четвёртую стену становилось ясно: если войниксы ринутся в атаку, колонистам долго не продержаться.