Кроме того, Харман узнал несколько способов полететь на кольца – и даже получил смутное представление о таинственной Сикораксе, которая захватила орбитальный мир, некогда принадлежавший «постам», – но до сих пор не имел понятия, как победить ведьму-пришелицу и Калибана (ибо мужчина не сомневался: это Сетебос послал своего единородного отпрыска в небеса, чтобы тот отключил факс-систему). Если же людям всё-таки удастся взять верх, возлюбленный Ады точно знал, что ему придётся посетить не один хрустальный чертог и набраться технических сведений, необходимых для реактивации спутников.
И наконец, изучив множество восстановленных функций, львиная доля которых работала с телом, разумом и запасами накопленной информации, Харман выяснил: он без труда сумеет поделиться новоприобретёнными сведениями. Функция обмена (что-то вроде «глотания» в обратном порядке) действовала проще простого: достаточно было коснуться «старомодного» соплеменника, выбрать протеиновые комплекты знаний, заключённые в ДНК и РНК-спиралях, и нужная информация перетекла бы сквозь плоть и кожу к другому человеку. Примерно две тысячи лет назад эта возможность была создана и усовершенствована для прототипов МЗЧ, после чего её легко адаптировали для людей. Все «старомодные» сохранили в крови ОКОЛО СОТНИ скрытых функций, для пробуждения которых хватило бы одного осведомлённого человека.
Мужчина вдруг улыбнулся. Конечно, Мойра достала его своими шуточками для посвящённых и туманными намёками, но теперь он хотя бы понял, откуда взялось обращение «мой юный Прометей». По Гесиоду [69] , это имя означало «промыслитель», «дальновидный», а сам герой у Эсхила, Шелли и прочих великих поэтов являл собой титана-революционера, который похитил у богов очень важные знания – иными словами, огонь – и отдал его пресмыкающимся кратковечным, возвысив их почти до уровня богов. Почти.
– Так вот почему вы оставили нас без функций, – вслух подумал Харман.
– Что?
Путник перевел взгляд на постженщину, шагавшую рядом с ним в густеющих сумерках.
– Вы не хотели, чтобы мы стали богами. Потому и не активировали наши функции.
– Разумеется.
– И тем не менее все «посты», кроме тебя, решили переметнуться в другой мир или другое измерение и поиграть в олимпийцев.
– А как же иначе.
Мужчина всё понял. Первая и главная потребность любого божества – не допустить существования себе подобных. Разобравшись с этим вопросом, он вновь предался раздумьям.
Мышление Хармана переменилось после хрустального чертога. Если прежде оно сосредоточивалось на предметах, людях и чувствах, то теперь стало более образным, превратившись в затейливый танец метафор, метонимий, синекдох и сложной иронии. После того как мириады фактов – имена, вещи, карты – уютно расположились в клетках тела, фокус ума переместился на связи, оттенки, нюансы, познавательную сторону окружающего мира. Эмоции никуда не исчезли, но там, где раньше они ревели как большой буйный бас, заглушающий весь оркестр, – там нынче нежно пела пронзительная скрипка.
«Слишком сумрачное сравнение для столь суетной сошки. – Харман усмехнулся над собственной самонадеянностью. – И жутко навязчивая аллитерация для перепуганной дырки в заднице».
И всё же вопреки этому самоуничижению он осознавал, что обрёл новый взгляд на мир – на людей, места, предметы, чувства и самого себя, – причем того рода, какой приходит лишь вместе с подлинным самопознанием, зрелостью, умением распознавать иронию, метонимию, метафоры и синекдохи не в одном лишь языке, но и в логическом устройстве вселенной.
Если бы только вернуться к своим, добраться пусть не до Ардиса, а до любого анклава, населённого людьми, – род человеческий навсегда бы переменился. Конечно, мужчина не станет навязывать своих знаний насильно, однако, учитывая гибель, грозящую его современникам в этом постпостмодернистском мире от нашествия войниксов, калибано и гигантского тысячерукого мозга – духовного упыря, вряд ли кто-нибудь слишком рьяно станет отвергать необычные силы и таланты, дающие надежду выжить.
«Но принесут ли они людям пользу, если судить в масштабах истории?» – задумался Харман.
Вместо ответа в голове прозвучал отчётливый возглас дзен-мастера, получившего дурацкий вопрос от служителя: «Му!», что в приблизительном переводе означало: «Уж лучше помалкивай, дубина!» За этим односложным выкриком обычно следовало не менее энергичное: «Кватц!», причём наставник одновременно подпрыгивал и лупил незадачливого ученика увесистым посохом, по голове и плечам.
«Му. Здесь никому нет дела до „исторических масштабов“ – это решать нашим детям и внукам. А прямо сейчас, когда всему, буквально всему на свете положен близкий предел, и мыслить приходится краткими отрезками времени».
К тому же опасность погибнуть от руки горбатого безголового чудища и оказаться выпотрошенным, как пойманная рыба, чрезвычайно повышает способности к усвоению нового. Если б только восстановить утраченные функции… (Харман уже понимал, отчего это поисковая, дальняя, ближняя и всеобщая сети, а также «глотание» перестали действовать: некто на кольцах отключил все передатчики заодно с факс-машинами.)
Нет, в самом деле, вот бы их восстановить!..
Но как это сделать?
И снова мужчина вернулся к раздумьям о полёте на орбиту.
Для начала неплохо бы знать, кто, кроме Сикораксы, ожидает его там, на небе, и что у них там за оружие. Миллионы страниц, усвоенных в хрустальном чертоге,"ни словом не обмолвились по поводу столь ключевого вопроса.
– Почему бы тебе или Просперо не квитировать меня сразу на кольца?
Харман обернулся к своей спутнице и едва различил её лицо в угасающих отблесках позднего вечера.
– Мы предпочли бы этого не делать, – издевательским тоном а-ля Бартлеби сказала Мойра [70] .
Мужчина с тоской подумал о подводном ружье в рюкзаке. Что, если наставить дуло на эту двойницу Сейви и скорчить самую серьёзную, устрашающую, самую искреннюю гримасу (ведь «посты» обладают особой функцией распознавания человеческих чувств и намерений) – убедят ли Мойру подобные доводы немедленно квант-телепортироваться с ним в Ардис или на кольца?
Ну разумеется, нет. Она бы никогда не дала попутчику оружие, которое можно направить против неё же. Или же дала, но приняла бы какие-то меры предосторожности. Скорее всего пусковой механизм подчиняется мысленным приказам постженщины; для этого достаточно простой и безотказной встроенной схемы, воспринимающей мозговые волны.