Чудовище рухнуло на спину, лязгнув о корни векового вяза.
Девяностодевятилетний охотник встал над поверженной тварью, не обращая внимания на судорожно дёргающиеся металлические руки с пальцами-бритвами, занёс над головой копьё, облитое молочно-голубым раствором, вонзил во врага, повернул, вытащил, поднял, загнал ещё глубже в корпус, вырвал, вогнал туда, где у человека находился бы пах, сделал несколько оборотов, чтобы как можно сильнее покалечить мягкие внутренние части, дёрнул на себя наконечник вместе с изрядным куском панциря, ещё раз пронзил противника – заострённая бронза прошла насквозь, до корней и почвы, – вызволил оружие, замахнулся, нанёс удар, нацелился снова…
– Харман. – Молодой человек положил ему руку на плечо. – Он умер. Он уже умер.
Мужчина заозирался вокруг. Он почти не узнавал Петира и никак не мог набрать в лёгкие достаточно воздуха. Уши болели от адского шума, который, как оказалось, доносился из его же собственного горла.
Между тем вокруг потемнело, как в заднице. Кольца скрылись за тучами, так что внизу, при корнях деревьев, наступил настоящий хренов сумрак, мать его за ногу. Полсотни тварей могли преспокойно таиться в непроглядной тьме, дожидаясь своего часа.
Ханна зажгла дорожный фонарь. Ореол огня не выхватил из темноты новых войниксов. Да и «старые знакомые» уже перестали дёргаться. Древний грек по-прежнему лежал на земле, придавленный поверженным врагом. Ни тот, ни другой не шевелились.
– Одиссей! – Молодая женщина прыгнула с дрожек, размахивая фонарём, и отшвырнула труп войникса непочтительным ударом ноги.
Петир подбежал к ней, преклонил колено рядом с павшим товарищем. Супруг Ады как умел поковылял к ним, опираясь на копьё. Глубокие ссадины на спине и ногах ещё только начали заявлять о себе.
– О нет, – промолвила Ханна, стоя на коленях и дрожащей рукой держа фонарь над лицом Одиссея. – О нет, – повторила она.
Доспех Никого был сорван, ремни рассечены бритвами. Широкую грудь бородача изрезала паутина зияющих ран. Один лихой удар отхватил часть левого уха и даже кусочек скальпа.
Но Хармана заставило ахнуть от ужаса вовсе не это.
Войниксы столь яростно пытались вынудить Одиссея расстаться с клинком Цирцеи (у них ничего не вышло: меч по-прежнему гудел у него в ладони), что искромсали правую руку в клочья, после чего, рассвирепев, совсем оторвали от тела. Блики от фонаря сверкали на кровавом месиве, сквозь которое отчётливо белела кость.
– Боже мой, – прошептал девяностодевятилетний.
За все восемь месяцев после Падения он ещё не видел человека, что ухитрился бы выжить с такими ранами.
Ханна стукнула по земле свободным кулаком: её другая ладонь была прижата к окровавленной груди бородача.
– Сердца не слышно, – произнесла она почти спокойно. И только дико сверкнувшие во тьме глаза выдали её истинное состояние. – Сердца совсем не слышно.
– Положим его на дрожки… – начал Харман.
Мужчина и сам уже слабел: возбуждение битвы схлынуло, к горлу подкатила знакомая тошнота. К тому же иссечённые ноги подкашивались, а изрезанная спина нещадно кровоточила.
– К чёрту дрожки, – вмешался Петир.
Молодой человек повернул рукоять меча, и вибрация прекратилась, клинок опять сделался видимым. Оружие Цирцеи, а также винтовку с двумя обоймами юноша вручил девяностодевятилетнему спутнику. Затем опустился на колено, взвалил на спину не то погибшего, не то потерявшего сознание Одиссея и встал.
– Ханна, пойдёшь впереди с фонарём. Только перезаряди арбалет. Харман, ты прикрываешь с тыла.
Качаясь, Петир побрёл к лугу с окровавленным телом на плечах. По жестокой иронии судьбы, молодой человек более всего напоминал сейчас самого Одиссея, когда тот гордо возвращался с охоты с убитым оленем.
Муж Ады растерянно кивнул, отбросил копьё, приладил на поясе чудесный меч и с винтовкой наперевес тронулся вслед за своими спутниками – прочь из тёмного леса.
Едва очутившись на месте, Даэман пожалел о своей поспешности. Надо было дождаться, пока здесь не рассветёт или пока не вернётся Харман… Или взять иного попутчика.
Около пяти вечера, в угасающем свете пасмурного дня, молодой мужчина достиг ограды факс-павильона, расположенного в миле от Ардис-холла. В Парижском Кратере пробил час ночи, царила кромешная тьма и с неба лило как из ведра. Даэман заранее выбрал узел, ближайший к обиталищу матери – никто уже не знал, почему это место в глубокой древности нарекли Домом Инвалидов, – и прошёл сквозь портал с поднятым самострелом наготове. С крыши павильона бежали потоки дождя, и город казался укрытым за водопадом.
«До чего же глупы здешние обитатели, – поморщился Даэман, – до сих пор не могли поставить охрану». Около трети уцелевших общин во главе с Ардисом возвели вокруг павильонов крепкие стены, назначив рядом круглосуточную стражу, но жители Парижского Кратера попросту не собирались этого делать. Никто не ведал, умеют ли войниксы перемещаться по факсу (твари кишели повсюду, так что могли не нуждаться в подобных ухищрениях), но земляне так и не узнают этого, пока их легкомысленные собратья вроде местных обитателей не возьмутся следить за каждым узлом.
Само собой, поначалу и в Ардис-холле павильоны охранялись не от войниксов, а скорее от нахлынувших беженцев. В ту ночь, когда вдруг отказали сервиторы и отключилось электричество, люди бросились искать еду и надёжное укрытие, поэтому несколько месяцев они десятками тысяч беспорядочно метались между факс-узлами, сменяя задень полсотни участков: истощали найденные запасы снеди и перебирались дальше. Мало где существовали собственные пищевые склады; по-настоящему безопасных мест на планете вообще не осталось. Колония в Ардисе одной из первых вооружилась и восстала против нашествия обезумевших беженцев, принимая лишь тех, кто владел хоть каким-то полезным навыком. Впрочем, таких почти не встречалось – что было неудивительно после четырнадцати с лишним веков «тошнотворной никчёмности элоев», как выражалась покойная Сейви.
Спустя месяц после Падения, когда смятение чуть улеглось, по настоянию Хармана (и раскаявшись в эгоистичном отношении) ардисская община принялась отправлять в другие узлы своих посланцев, которые учили выживших землян растить урожай, защищаться от врага, убивать и разделывать домашних животных, а также – после того как девяностодевятилетний раскрыл секрет «глотания» – извлекать из древних книг новые сведения, необходимые для жизни. Кроме того, здешние обитатели меняли оружие на продукты и тёплую одежду, бескорыстно раздавая советы по изготовлению луков, стрел, арбалетов, пик, наконечников копий, ножей и так далее. По счастью, большая часть человечества старого образца в течение половины Двадцатки развлекалась просмотром туринской драмы, а значит, была знакома с орудиями убийства не сложнее заурядного самострела. И в конце концов супруг Ады передал в триста с лишним колоний просьбу помочь в отчаянном поиске легендарных фабрик роботов и распределителей. Он лично показывал уцелевшим ружья, добытые из музея у Золотых Ворот Мачу-Пикчу, разъясняя людям, что тысячи подобных штуковин позволят им надеяться на победу и выживание.