«Нет, я определённо схожу с ума, – думал девяностодевятилетний странник. – Эта зеленоватая… зеленоватый… это существо только что засунуло руку Ханны в собственную грудную клетку, я видел какой-то светящийся орган… И вот мы все вместе будто ни в чём не бывало уписываем горячую похлёбку. Можно поверить, что нам каждый день прислуживает за столом обладающая сознанием аватара планетарной биосферы. Или не войниксы яростно скребут углестекло всего в десяти футах от наших голов. Нет, я точно тронулся».
Впрочем, даже если так оно и было, похлёбка имела отменный вкус. Харман вспомнил о своей возлюбленной Аде – и снова налёг на угощение.
– А что ты здесь делаешь? – промолвил Петир, отодвинув деревянную миску и пристально глядя на воплощённого духа. Боевой лук по-прежнему оставался у юноши под рукой.
– Что вам угодно было бы услышать? – поинтересовался (или поинтересовалась) Ариэль.
– Какого чёрта здесь происходит? – выпалил юноша, не церемонясь. – И кто ты, гром тебя разрази, на самом деле? Почему здесь полно войниксов и с какой стати они осадили Ардис? Что за тварь, провалиться бы ей на месте, завелась в Парижском Кратере, и если она опасна, то… как от неё избавиться?
– Извечные вопросы человека! – усмехнулось мерцающее существо. – Что это такое и как его убить?
Петир ожидал ответа. Его девяностодевятилетний товарищ медленно опустил ложку на скатерть.
– Хотя, конечно, тут ты угодил в яблочко, – согласился или согласилась Ариэль. – Ибо вы трое первыми, а отнюдь не последними, должны были вскочить с поднявшимися дыбом волосами и закричать: «Ад пуст! Все дьяволы сюда слетелись!» Но это повесть долгая, длиннее, чем даже у страдальца Одиссея, и не из тех, что слушают за остывшей похлёбкой.
– Для начала расскажи о себе, – вмешался Харман. – Ты принадлежишь Просперо?
– О да, но в прошлом. Нельзя окрестить это рабством или службой, скорее наши отношенья скрепляли узы соглашенья.
– Какого? – осведомился юноша.
Снаружи припустил сильный ливень, и хотя потоки вод задерживались на искривлённом углестекле не дольше любого из войниксов, шум этих потоков, обрушившихся на мост и перила, сливался в единый и мощный гул.
– Маг логосферы спас меня от проклятой колдуньи Сикораксы, которая держала меня в услужении, – пояснила аватара. – Ибо не кто иной, как она, сотворила непостижимые коды биосферы и вызвала своего повелителя Сетебоса, но стоило мне обнаружить особую чистоту, ослушаться её скотских и злых приказов, как ведьма, в своей неукротимой ярости, заключила непокорный дух в расщелину одинокой сосны, оставив там на двенадцать сроков по двенадцать лет. Потом явился Просперо и отверз темницу.
– Выходит, маг тебя спас, – проговорил Харман.
– Выпустил, но взял клятву – служить ему верой и правдой. – Тонкие, бледные губы существа чуть искривились. – Те же двенадцать раз по двенадцать лет.
– И что было дальше? – спросил молодой человек.
– А что мне оставалось делать?
– Ты и сейчас ему служишь? – уточнил супруг Ады.
– Сейчас – ни смертному, ни магу.
– Когда-то и Калибан работал на Просперо, – произнёс Харман, стараясь припомнить всё, что говорила Сейви, и всё, о чём твердила голограмма старого мага на орбитальном острове. – Вы не знакомы?
– О, ещё бы, – отозвался (или отозвалась) Ариэль. – Он груб и страшен, я не люблю встречаться с ним.
– Тебе известно, вернулся ли Калибан на Землю? – продолжал гнуть своё девяностодевятилетний, сожалея, что Даэмана нет рядом.
– Не хуже, чем вам. – Существо подмигнуло. – Он возмечтал обратить всю планету в своё болото, полное вонючей жижи, а небосвод – в пещеру ледяную.
«А небосвод – в пещеру ледяную…» – повторил про себя мужчина. Вслух же сказал:
– Получается, этот Сетебос и Калибан – сообщники?
– Ну да.
– А мы тебе зачем понадобились? – заговорила вдруг Ханна, наконец обратив прекрасный, по-прежнему затуманенный грустью взгляд на воплощённого духа.
И тут Ариэль запел (или запела):
Ем и пью с того стола,
Где нектар сосет пчела,
И постель моя мягка
В желтом венчике цветка.
На нетопыря вскочу,
Вслед за летом улечу.
Весело, весело я заживу,
Навек вернувшись в цветы и листву. [26]
– Да эта тварь помешана, – разозлился Петир и, резко поднявшись, подошёл к изогнутой прозрачной стене, выходящей на мост.
Три войникса тут же прянули к нему, однако наткнулись на невидимое защитное поле и скатились вниз. Правда, один из них вонзил пальцы-клинки в бетон, что ненамного замедлило падение. Остальные уже исчезли далеко под облаками.
Аватара негромко засмеялась, потом заплакала.
– Наш общий дом, Земля, находится в осаде. Война явила свой жестокий лик. Сейви погибла. Одиссей умирает. Сетебос, не дрогнув, уничтожит всё, что составляет мою суть и мой исток, всё, что мне предначертано защищать. «Старомодные» люди передо мной – не то враги, не то союзники. Я выбираю второе. А вашего мнения никто не спрашивает.
– Так ты поможешь нам победить войниксов, Калибана и этого самого Сетебоса? – просиял Харман.
– Напротив, это вы окажете мне услугу.
– Какую? – спросила Ханна.
– Для вас у меня найдётся три поручения. Во-первых, вы ведь явились искать оружие?
– Да! – хором откликнулись трое.
– Те, кто задержится здесь, найдут всё, что требуется, в потаенном чертоге в нижней части южной башни за старыми, сдохшими компьютерами. На мутной зелёной стене увидите круг со вписанным в него пятиугольником. Скажите просто: «открыть», и попадёте туда, где хитроумный грек и бедная Сейви, мир её праху, прятали невинные игрушки Потерянной Эры.
– Что значит: «Те, кто задержится»? – нахмурился Петир.
– Один из вас троих вернётся на соньере в Ардис, покуда тот ещё не пал под неприятельским напором, – продолжал воплощённый дух. – Второму должно здесь остаться, чтоб оказать поддержку Одиссею, буде тот не преставится, ибо секрет Сикораксы ведом лишь ему – мужу, однажды разделившему с ней ложе и навсегда переменившемуся после того, как и все, кому довелось вкусить ласки голубоглазой ведьмы. А третий последует за мной.
Путешественники растерянно переглянулись. Немилосердные потоки дождя за стеклом наполняли сумеречную комнату холодным подводным мерцанием. Казалось, люди стоят на морском дне или видят друг друга сквозь толщу зеленоватого стекла.
– Останусь я, – сказала Ханна. – Я и так не собиралась никуда улетать. Когда Одиссей очнётся, кто-то же должен быть рядом.