Едва Антонио де Фариа закончил говорить, как в дверь постучали. Компаньоны в недоумении переглянулись — кто бы это мог быть? они никого не ждали — и фидалго, немного помедлив, сказал:
— Милости просим! Входите.
Дверь отворилась, и в комнату важной поступью вошел подьячий. Звали его Афанасий Пуговка. Он был щуплым, худосочным, хотя ел за троих, в чем испанцы успели убедиться, однажды устроив ему знатное угощение. Обычно к ним он приходил одетый в темно-зеленую однорядку [52] , изрядно потертую и подпоясанную кушаком. Сегодня же на нем была лисья шуба, покрытая камкой с серебряным кружевом и пуговицами из серебра, из-под которой выглядывал красный камчатый кафтан, шапка с меховой оторочкой и светло-коричневые сапоги с загнутыми носами, украшенные тиснением и вышивкой. Похоже, Афанасий Пуговка нанес официальный визит испанской миссии, подумал Фернан Пинто.
Он угадал. Отвесив церемонный поклон едва не до пола, подьячий торжественно объявил:
— Божьей милостью государь, царь и великий князь Иоанн Васильевич всея Руси, Киевский, Владимирский, Московский, великий князь Литовский и великий князь Русский Великого Новгорода, царь Казанский, царь Астраханский… — и так далее, и тому подобное, — приглашает послов гишпанских на царскую охоту. Она состоится завтра, после заутренней.
Едва подьячий начал говорить, Фернан Пинто и де Фариа встали и слушали его с подобающей важному моменту серьезностью и почтительностью, хотя фидалго сильно хотелось пуститься в пляс. Наконец-то! Свершилось! Он сможет пообщаться с царем Московии!
А там уже как Бог даст.
Федюня словно в воду канул. На звонки не отвечал, дома его не было, в забегаловках, где он обычно удовлетворял свою страсть к горячительным напиткам, Федюня не появлялся. «Мистика!» — думал обескураженный Глеб, бесцельно колеся по городу. Он уже приготовил для охоты за сокровищами тамплиеров все, что было необходимо: прикупил новые гидрокостюмы, заправил баллоны дыхательной смесью, запасся продовольствием и довел до ума ружье для подводной охоты.
Глеб в свое время купил подводное пневматическое ружье «Акула» отечественного производства. Купил — и положил на полку в мастерской. Все никак не доходили руки, чтобы немного поколдовать над ним. А Тихомиров-младший нутром чуял, что на этот раз без подводного ружья ему не обойтись. Глеб предполагал, что придется какое-то время пожить возле воды, потому как поиски клада могли затянуться, а значит, придется добывать еду самостоятельно, чтобы не отрываться на поездки по магазинам и не сильно светиться. И потом, какая еда может быть вкуснее свежей рыбы, запеченной на костре?
Что касается рыбной ловли на удочку, то Глеб и на дух ее не переносил. По его мнению, это была совершенно глупая трата драгоценного времени, забава для пенсионеров и бездельников, убегавших из дому от сварливых жен и рутинных домашних обязанностей.
Ружьишко было неплохим, — поршень в порядке, покрытие на «четыре» с плюсом — но ствол просил полировки, да и гарпунная система оставляла желать лучшего. Глеб просверлил в рукоятке сливные отверстия для воды, а пустоты заполнил пенопластом, на ресивер натянул чехол из трубного утеплителя — для плавучести, ствол отполировал и закрепил в надульнике новое направляющее кольцо из капрона. После этих доделок ружье начало бить дальше, точнее и управляться с ним в воде, по идее, должно стать легче.
Мысль о ружье торчала в голове, как тупая заноза. «Какого дьявола она там угнездилась?!» — раздраженно подумал Глеб и решительно свернул в тихий переулок. Он знал, что где-то здесь, в одной из старых пятиэтажек, живет пассия Федюни по прозвищу Зойка-Малина. Это была лихая девица, которая никому не давала спуску. Поговаривали, что она толкает краденое, но за руку ее никто не поймал, поэтому Зойка все еще была на свободе и шикарно проводила свободное время. Впрочем, она была свободна все двадцать четыре часа в сутки — Зойка нигде и никогда не работала.
Федюня у Зойки был не единственный ухажер. Она крутила шашни с многими, но в постель к ней попадали единицы, особо, так сказать, отличившиеся — то есть те, у кого портмоне было плотно набито «зеленью» и размером с кирпич. Когда у Федьки появлялись деньги, он дневал и ночевал у Зойки. Но едва дензнаки заканчивались, Зойка-Малина без лишних церемоний указывала ему на дверь. И что удивительно: Федюня, трепло собачье, который никогда не лез за словом в карман и у которого язык был, как помело, молча, без всяких словопрений, послушно топал к выходу — до следующего раза.
— Бабуля, скажите, пожалуйста, здесь живет Зойка-Малина? — спросил Глеб у старушки, которая в одиночестве сидела на скамейке под домом.
После недолгих колебаний он подошел к пятиэтажке, где, как ему помнилось, вроде бы жила Федюнина зазноба. Однажды Соколков показал Глебу это знаменательное строение. В тот момент Федюня как раз был на мели, но пообещал обязательно познакомить Глеба с этой «потрясающей» особой; по крайней мере так он охарактеризовал ветреную прелестницу.
— Эта паразитка? — переспросила старушка. — Здеси, ага, здеси. Вон тама ее окно. На втором этаже.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил Глеб.
— Такой приличный молодой человек, а туды ж… — с осуждением молвила ему вслед старушка.
Глеб хмыкнул и потянул на себя скрипучую подъездную дверь, которая закрывалась при помощи обычной, но мощной пружины. Он едва успел избежать сильного пинка под зад — дверь закрылась с оглушающим грохотом и со скоростью спущенной тетивы лука. Зойкину дверь нельзя было спутать ни с какой другой. Наверное, все местные пацаны отметились на ней: кто написал откровенную похабщину, кто любовные стихи, правда, самоличного сочинения, судя по слабым рифмам, а один неизвестный обществу художник нарисовал с помощью баллонов с красками целую композицию — банный день гарема.
На звонок откликнулись сразу же. Дверь отворилась безо всяких «Кто там?», и в дверном проеме нарисовалась Зойка-Малина собственной персоной. Глеб никогда ее не видел, но не узнать пассию Федюни было просто невозможно. Она была в легком коротком халатике, который больше показывал товар лицом, нежели скрывал Зойкины прелести.
— Входи, — сказала Зойка с таким видом, словно знала Глеба с детства.
Немного смущенный таким приемом, он потопал вслед за Федюниной зазнобой в зал. Там был накрыт стол, за которым сидела веселая компашка: две девицы, явно не отягощенные патриархальными предрассудками, и парень приблатненного вида; скорее всего, вор.
— Выпьешь? — спросила Зойка.
Она и впрямь была весьма симпатичной особой. Чистое, румяное лицо, тугая загорелая кожа, хорошо ухоженные русые волосы, огромные голубые глазищи и статная фигура с выпуклостями, на которые грех жаловаться. «Да-а, на такую кралю не грех и оглянуться», — подумал Глеб.