Мы не были подготовлены к таким поручениям и выполняли их на уровне просто здравого смысла и неглубокого научного исследования. К счастью, небеса были милостивы к нам. Цена на золото действительно в указанный период шла все время вверх, и мы, как дети, радовались, что угадали правильно, хотя в душе чувствовалась тревога при мысли, что неважно обстоят дела у государства, которое обращается к нам с такими заданиями.
Нам приходилось неоднократно составлять документы об организации сельскохозяйственного производства в социалистических странах Восточной Европы, особенно в Венгрии. И мы подолгу думали, как объяснить, что рекомендации «передовой» сельскохозяйственной науки в СССР о введении ротации культур не совпадают с практикой в той же Венгрии или в США, где по нескольку лет кряду сеяли кукурузу на одних и тех же полях, применяя точно разработанную систему внесения удобрений. Приходилось думать не о получении образцов и технологических документов, а уже об описании организационно-производственного, управленческого дела. Это порождало отчаяние.
Разведка на постоянной основе занималась проблемами дна Мирового океана, ее представители даже участвовали иногда в международных совещаниях экспертов, которых на чиновничьем жаргоне называли «подонками». Проблемы Арктики и Антарктики также не сходили с повестки дня, причем заниматься ими приходилось вовсе не в разведывательном ключе, а в плане политики, экологии, экономики, транспорта и т. п.
Все подобные поручения размывали контуры профессионального поля деятельности разведки, вели к появлению элементов поверхностности, непрофессионализма в освещении достаточно случайных для разведки проблем. Они вызывали раздражение в коллективе, и это раздражение иногда выливалось и в открытых выступлениях на производственных совещаниях.
Мне трудно объяснить, почему с «самого верха» обращались с такими вопросами в разведку, но думаю, что причины следующие: во-первых, разведка обязательно выполняла поручение в точно указанный срок, и, во-вторых, мы никогда не уходили от ответственности, не напускали тумана и неопределенности в свои документы. Мы обычно говорили, что считаем свой прогноз верным на столько-то процентов (от 60 и выше).
Слава Богу, что у разведки появилось собственное научно-исследовательское подразделение, которое сняло часть нагрузок информационно-аналитического управления. Располагая большим количеством открытых источников информации, это подразделение могло ответить на много вопросов, рожденных слабой компетенцией наших высших руководящих структур.
Общее разбалтывание разведывательной машины дополняла монотонная, серая партийная работа, оторванная от реальных глубинных процессов жизни. Вот как мне виделись партийные мероприятия тогда, десять лет назад: «Вчера целый день просидели на партийной конференции. Все шло и прошло, как обычно за последнее время, гладко-гладко. Прямо-таки проскользили по мероприятию, не зацепившись ни за кого ничем. В таком виде стандартизированные конференции давно себя изжили. Все в них стало рудиментарным, даже буфеты с улучшенным ассортиментом харчей. Когда-то давно, на заре туманной юности, когда прототип нынешних конференций только зарождался, в стране было голодно, холодно, все порушено. Делегаты неделями добирались до центров партийной жизни, жевали сухарные крошки, синели от недоедания. Партия старалась, чтобы ее мероприятия были вехами в сознании делегатов. Их поили горячим чаем, подкармливали бутербродами – не виданным для многих лакомством, давали регулярные горячие обеды. Тогда это была необходимость, люди валились с ног от недоедания. А теперь… груды тортов, фруктов, бутербродов, штабели бутылок с пивом, «пепси-колой» (ей-то уж совсем тут не место). Пузатые самовары, пузатые буфетчицы, пузатые делегаты. Их надо голодом лечить, а не перекармливать в дни партмероприятий.
С книгами то же самое. Тогда, при явной нехватке печатной продукции, делегатам давали труды Ленина, брошюры с партийными документами, статьи «Правды». Люди везли их на места, как политический динамит, которым рвали вековой социальный лед России. Теперь форма осталась, но люди стоят за «дефицитом», они спрашивают Ю. Семенова, В. Шукшина. Политическую литературу не берут или берут аптечными дозами.
Президиум собрания некогда был настоящим рабочим органом, из-за разных точек зрения, тенденций, даже фракций было рискованно поручать одному лицу ведение партийного собрания, конференции. Сейчас президиум – это «почетные ложи». В первых рядах сидит самое большое начальство, во втором – второстепенное начальство, в третьем – третьестепенные лица. Задача – не работать, а чинно высидеть до конца. Рассказывают, что А. А. Громыко лучше других умеет терпеливо высиживать долгие бдения: до обеденного перерыва он держит левую ладонь на правой руке на столе, а после обеда – наоборот. Вот и вся работа.
Оттого-то в зале из президиума чаще видны не лица, а макушки и даже затылки дремлющих людей, потому-то делегаты опрометью бросаются к дверям при объявлении перерыва, и их бывает трудно собрать звонками на очередное заседание. В зале появляются залысины в виде незанятых мест.
Редко кто из участников собраний уж помнил слова партийного гимна «Интернационал». Текст стали печатать на тыльной стороне обложки записных книжек, которые выдавались делегатам. Но хоровое пение получалось и слабым, и нестройным, тогда партийные начальники обзавелись пластинками с патефонной записью «Интернационала» и стали запускать его на полную громкость после окончания мероприятия. Так постепенно глохла и чахла партийная душа.
В сентябре 1985 года покончил самоубийством один из самых уважаемых мною людей – Владимир Алексеевич Любимов, мой однокашник по учебе в МГИМО и коллега по работе. Редкой породы был человек. Эмоциональный, легковозбудимый, одержимый страстью к поискам разумных, справедливых решений, он внушал страх проходимцам, захребетникам, просто бездельникам. Они считали его «чокнутым». В спорах он действительно заводился донельзя. Однажды ко мне пришел здоровенный детина с жалобой на то, что В. Любимов побил его. Я выразил сомнение: как мог изнуренный работой, непрерывным курением, хилый, немолодой человек сотворить такое с сейфообразным крепышом. Но оказалось, что и в самом деле, когда верзила предложил совершить какой-то мелкий обман начальства, Володя заехал ему в ухо и выгнал вон из кабинета. Любимов был настолько разъярен, что «обиженный» не решился требовать реванша.
Когда Любимов выезжал в краткосрочные командировки за границу, то больше половины резидентов, кому он оказывал помощь и содействие в решении конкретных проблем, присылали в центр восторженные отзывы, а меньшая часть разражалась злобной хулой и требованиями, чтобы никогда впредь таких… не выпускали из Союза. Очень эрудированный и острый на язык человек, он был не в состоянии понять, почему другие люди могут быть глупее и примитивнее его. Обладая талантом с избытком, блестящий аналитик, он сорил идеями направо и налево, но не мог заставить себя написать диссертацию. Идеалист до мозга костей, он не вынес начавшегося очевидного развала партии и государства. В возрасте 57 лет выбросился из окна своей квартиры. Когда я узнал о трагической развязке, мне на ум пришли почему-то идиотские стишки одного из декадентов: «Счастлив, кто падает вниз головой: мир для него хоть на миг, но иной». Мир праху одного из честнейших и талантливейших людей, кого мне пришлось узнать в жизни!