– Молодец, Сергей, – похвалил его комбат.
«Что-то в последнее время меня комбат стал часто хвалить. Не к добру это», – подумал про себя Кухаренко. Дело сделано, теперь можно и отдохнуть. Он ополоснулся под теплым душем, но в палатке было душно, и сон не шел. Почему-то Сергею вспомнился один случай, произошедший во время проведения боевых действий в Панджшерском ущелье. Закончился бой у кишлака Пизгара. Банду захватили по утренней зорьке еще теплыми. 9 духов убитыми и 5 пленными – таков был результат первого дня операции, а сколько сбежало – было не известно. Ближе к обеду, получив новую задачу, батальон отошел от кишлака в предгорье. Ротами он оседлал высоты и перекрыл выход из одного небольшого ущелья, а несколько выше в горах с мятежниками воевал соседний батальон. Звук боя отчетливо, рождая громкое эхо, разносился в окрестностях. На одной из высот расположилось и управление батальона. Кухаренко от нечего делать решил обследовать ближние подступы к высотке. Взяв с собой одного солдата, он стал тихонько спускаться по противоположному склону. Выше по ущелью еще была слышна стрельба, но она стала затихать, а здесь кругом все было совсем тихо, войной и не пахнет. Десантники продолжали беззаботно и потихоньку идти вниз. Вдруг солдат сделал Сергею какой-то знак и показал в сторону камней. Офицер перевел взгляд туда, куда указывал солдат. В камнях отчетливо просматривался затаившийся человек, наблюдавший в противоположную сторону. До него было метров двадцать. Десантники с автоматами на изготовку бесшумно подошли ближе. Душман еще не слышал шагов приближающихся к нему людей, и когда до него осталось всего несколько шагов, разведчики громко заорали: «Встать, сволочь! Руки вверх!» «Дух» от неожиданности вскочил на ноги и тут же от страха выронил из рук винтовку, но руки поднял. Его скрутили и обыскали. При нем была печать со скрещенными саблями. Знающие люди утверждали: наличие печати предполагает высокую должность человека. Это утверждение знающих людей подтвердилось при допросе душмана. «Дух» неласково посмотрел на толпу десантников, к которой его подвели, и понял: лучше все рассказать. Он сразу признался, что был командиром разгромленной банды. Допрос вел на русском языке офицер службы безопасности Омар. К моменту вторжения наших войск в эту страну не менее 40 % офицеров разного звена владели русским, чего нельзя сказать о самих русских по поводу знания афганского языка. В оправдание можно отметить, что многие офицеры-афганцы учились в Союзе.
Пленник ответил и на ряд вопросов, касающихся военной тематики.
– Омар, спроси у него, а как ему удалось незаметно уйти из кишлака?
Душман тут же ответил, что он ночью был в соседнем кишлаке, а когда рано утром возвращался обратно, то увидел и услышал такое, от чего пришлось уйти в горы и спрятаться. «Да вот только задремал и попался», – продолжал рассказывать афганец.
– За сон на посту во все времена наказывали, – пошутил кто-то из офицеров.
Комбат посмотрел на начштаба и сказал:
– Лужанский, что нам нужно было от пленного, мы узнали. Банды нет, и он нам больше не нужен, – тем более, его надо за собой таскать и кормить. Пусть его забирает Омар и дальше раскручивает, – и обратился к офицеру службы безопасности: – Омар, передаем пленного в твои руки. Если что-то новое узнаешь, шепни. Вечером заходи на огонек, поужинаем.
Вечером, как и договаривались, они встретились.
– Омар, новости есть?
– Нет.
– Почему?
– Мы его застрелили.
– Зачем? – спросил Солуянов.
– Когда главарь встретился со своими подельниками, так у них сразу созрел план побега. Во время попытки совершения побега главарь и один из его бандитов были застрелены.
Когда офицер службы безопасности ушел, начштаба сказал:
– А ведь стрельбы не было слышно! Его просто отпустили.
– Возможно! – согласился комбат…
Воспоминания куда-то уплыли, Кухаренко перевернулся на другой бок, а сон все равно не приходил. Почему-то в голову снова лезли всякие бредни из воспоминаний о Панджшерском ущелье. Вспомнился еще один из неприятных моментов одного боестолкновения с душманами. Батальон выдвигался на приличную по высоте гору, чтобы на ней и следующей за ней горе занять оборону и не выпустить «духов» из ущелья. Кухаренко шел рядом с комбатом. К этому времени Солуянов уже уехал на учебу в Москву, и батальоном командовал майор Мельник. Цепочка управления батальона двигалась несколько в стороне от основных сил. При комбате было две радиостанции и, соответственно, два радиста. Через некоторое время один из радистов протянул комбату трубку и передал, что на связи командир полка. Естественно, группа остановилась, и комбат начал слушать командира. Над его головой раскачивались антенны. «Закон подлости», о котором так часто в боевой обстановке забывают командиры, сработал четко. Остановка произошла на ровном каменистом грунте: нигде ни одного укрытия, все гладко, как на столе. Мишень для «духов» – лучше не придумаешь. И вдруг со стороны соседней невысокой горы по группе управления начался сильный обстрел. Комбата сразу же ранило, остальные залегли и начали отстреливаться. Ближайшая от управления рота тоже открыла огонь по «духам». Солдаты стреляли, вжимаясь в каменистое плато и прикрываясь только автоматом. Со стороны душманов огонь был прицельным и плотным. Сергею пулей срезало стекло на часах, которые ему подарил командир дивизии за результативные боевые действия. Используя фактор внезапности, «духи» так же быстро прекратили стрельбу и исчезли. Убегая, часть банды оказалась перед фронтом роты, – и вот эта часть и была полностью уничтожена. Остальная часть мятежников, уходя вверх, напоролась на соседнюю роту, – и здесь им тоже прилично досталось от десантников. Но ранение комбата оказалось более чем серьезным, и его пришлось нести вниз на плащ-палатке, сам идти он не мог. Внизу уже дожидался вертолет. И правильно в народе говорят, что беда одна не приходит. Стала портиться погода. Летчики очень торопили десантников с доставкой раненого: мол, надвигается буря, и они ждать больше не могут. Но в горах особо не поспешишь, тем более с раненым, у которого одно неловкое движение сопровождающих вызывает сильную боль. Летчики, на всякий случай, завели машины. У десантников, которые были на охране площадки посадки, сложилось впечатление, что авиаторы собираются улетать. Летунов тоже можно понять – у них куча всяких инструкций и их нужно придерживаться. Более опытные летчики сплошь и рядом эти инструкции нарушали, а здесь, наверное, были молодые пилоты. Вот они и засуетились, видя надвигающуюся бурю. А как же быть с раненым комбатом? Ведь в таком состоянии его нельзя оставлять до утра. Он может умереть за ночь в горах. Как правило, у десантников и вертолетчиков всегда, в любой обстановке было взаимопонимание. А вот здесь что-то не складывалось. «Ну нет, такой номер у вас, летчики, не пройдет. Либо вы дожидаетесь, когда комбата спустят вниз, либо вы никуда вообще не улетите». Десантники пригрозили: если будете взлетать без комбата, то вертолет просто собьют, и дальнейшая дружба врозь. Это подействовало. Вскоре показалась группа, которая несла раненого. Два пилота побежали ей навстречу, чтобы помочь. Они действительно помогли, потому что были свежими, еще не уставшими. Как только комбата загрузили в вертолет, летчики мгновенно взлетели и взяли курс на Кабул. Комбата на следующий день отправили в Союз и лечили в ташкентском военном госпитале.