Ельцин выслушал его внимательно и ответил:
– Мне кажется, что минусы, о которых вы говорите, могут обернуться плюсом. Вы меня не переубедили, но, если хотите, будем считать, что вопрос остается открытым.
9 января 1996 года директор Службы внешней разведки прибыл к президенту с обычным докладом о ситуации в мире. Ельцин хитро посмотрел на Примакова:
– Ну как? Перерешили?
Примаков с металлом в голосе (как он мне сам говорил) попытался отказаться еще раз:
– Нет, я своего мнения не изменил.
Ельцин махнул рукой:
– А я перерешил.
Примаков попросил разрешения остаться в разведке еще несколько месяцев, чтобы спокойно завершить начатые в Службе внешней разведке дела. Ельцин кивнул, но заботы разведки его в тот день не интересовали.
Примаков вернулся к себе в Ясенево и сел работать. Открыв дверь, в кабинет мягко вошел секретарь. В разведке – так повелось со времен КГБ – секретарями работают мужчины. Секретарь сказал:
– Извините, Евгений Максимович, в телевизионных новостях только что передали, что вы назначены министром иностранных дел Российской Федерации.
Так Примаков стал министром.
На следующией день, 10 января, всю коллегию министерства иностранных дел пригласили в Кремль. Ельцин представил нового министра:
– Он в особых рекомендациях не нуждается. Его хорошо знают как у нас в России, так и за рубежом, и в международных делах он не новичок.
Ельцин сказал, что было несколько кандидатур:
– Необходимо было найти человека, который сочетал бы в себе опыт государственной работы, профессионализм, умение вести организационную работу, широту взглядов, личную честность и порядочность.
Через день, 12 января, Примаков устроил первую пресс-конференцию:
– Свое назначение я рассматриваю лишь с одной позиции – как необходимость усиления активности МИД по защите национальных государственных интересов России.
Все поздравляли тогда Примакова, но многие недоумевали: зачем он принял министерскую должность за несколько месяцев до президентских выборов? Возможно, сейчас об этом забыли, но в феврале 1996 года шансы Ельцина на переизбрание были невысоки. Виднейшие политологи, опираясь на результаты опросов общественного мнения, почти единодушно сулили победу коммунистическому кандидату Геннадию Андреевичу Зюганову. К нему уже присматривались как к следующему президенту.
Скептики и прагматики удивлялись: зачем Примаков вышел из леса в такой неудачный момент? В роли начальника разведки он мог бы сохраниться и при Зюганове, а уж с поста министра иностранных дел новая власть его наверняка уберет…
Об этом на пресс-конференции спросили самого Примакова:
– Не секрет, что может возникнуть такая ситуация, что вам придется сложить полномочия министра уже в июне этого года…
– Спасибо за этот прогноз, – чуть улыбнулся Примаков.
Журналисты засмеялись.
Интуиция не подвела Ельцина. Утверждение Примакова министром – это было первое за последние годы назначение, которое вызвало всеобщее одобрение. За исключением небольшого круга либеральных политиков, которые считали, что уход Андрея Козырева с поста министра повлечет за собой резкое ухудшение отношений с Западом, все остальные были довольны – и Совет Федерации, и Государственная Дума, и даже средства массовой информации.
Подкупали солидность и основательность Примакова. Уже через месяц-другой стало ясно, что назначение Евгения Максимовича было точным ходом. Как выразился один из его предшественников на посту министра Александр Бессмертных, это лучший выбор из числа непрофессионалов.
И то, что на Западе его назначение приняли неприязненно, тоже было хорошо для Ельцина. Накануне выборов мнение американцев его не интересовало. Ему нужны были голоса избирателей, всех избирателей, в том числе и тех, кто ненавидит Запад.
В ходе президентской кампании 1996 года Ельцина обвиняли в чем угодно, кроме внешнеполитических провалов. Примаков умело и изощренно прикрыл президентские тылы, лишив оппозицию возможности критиковать внешнюю политику. Даже коммунисты, злейшие враги Ельцина, не могли сказать ничего плохого о Примакове.
Внутри страны Примаков получил полную поддержку. Он побывал в комитете по международным делам Государственной Думы, произнес короткую речь, затем ответил на вопросы. Он произвел недурное впечатление, и депутаты обошлись без обычных выпадов против министерства иностранных дел. С тех пор он часто встречался депутатами, и критики практически не было. Его ценили и те, кто поддерживает президента, и оппозиция. Многие депутаты говорили мне, что Примаков знает, как вести дела в Думе, умеет сказать депутатам что-то приятное, но при этом проводит свою линию и с нее не сворачивает.
Примаков говорил мне, что на посту министра он внутренней политикой принципиально не занимался:
– У меня есть собственные взгляды, как у всякого человека, но у министра иностранных дел и у министерства в целом симпатии и антипатии должны быть отключены. Я никогда не позволю себе называть кого-то зелеными, розовыми, красно-коричневыми, голубыми – я имею в виду цвета политического спектра.
– Разве же министерство иностранных дел может остаться в стороне от политики?
– МИД, конечно же, занимается политикой, но только внешней политикой, – повторил Примаков, – поэтому министерство иностранных дел – это самое внутренне деполитизированное министерство…
На приход Примакова в аппарате министерства возлагали большие надежды.
– Я приступил к работе в министерстве без раскачки, – говорил мне Евгений Максимович, понимая эти ожидания.
Министру иностранных дел Евгению Примакову удалось то, что было не под силу его предшественникам, даже таким влиятельным, как Громыко и Шеварднадзе: он отвоевал для себя все высотное здание на Смоленской площади.
Никогда еще этот дом, построенный в 1952 году, не принадлежал целиком МИДу. Наследников некогда могущественного министерства внешней торговли выселили, а в здании начался долгожданный ремонт.
Сначала поудобнее расселись заместители министра – мидовские кабинеты скромные, в других ведомствах начальство сидит куда просторнее. Заместителям министра выделили комнаты отдыха – они там, естественно, не отдыхают, а принимают иностранных послов. Потом взялись ремонтировать целые этажи, так что и рядовым сотрудникам стало комфортнее.
Кроме того, сотрудники министерства вновь стали получать квартиры, и, как гордо сказал Примаков, обеды в мидовской столовой подешевели.
Второй приятный сюрприз Примакова – повышение пенсий. До его появления пенсия даже посла – генеральская должность! – была мизерной. Было решено, что пенсия кадрового дипломата составит около восьмидесяти процентов всего его денежного содержания на последней должности.