— Именно так, брат К.
— Прекрасно. — Барент кивнул. — А теперь, думаю, мне надо немного поспать. У меня завтра встреча в Лондоне. Спальные места для всех вас готовы, так что можете располагаться. Где бы вы хотели, чтобы вас высадили?
— Лос-Анджелес, — ответил Хэрод, — Новый Орлеан, — сказал Саттер.
— Нью-Йорк, — пробормотал Кеплер.
— Будет сделано, — заверил их Барент, — несколько минут назад Дональд сообщил мне, что мы находимся где-то над Невадой, так что первым мы высадим Тони. Боюсь, Тони, ты де успеешь воспользоваться всеми удобствами, но немножко вздремнуть перед посадкой сможешь.
Барент встал, и в дверях, ведущих в коридор, появился Хейнс.
— А о встречи в летнем лагере Клуба Островитян, джентльмены, — промолвил Барент. — Чао! Всем удачи.
Стюард в синем блейзере проводил Хэрода и Марию Чен в их купе. Задняя часть «Боинга» была превращена в огромный кабинет Барента, гостиную и спальню. Дальше слева по коридору, который напоминал Хэроду европейские поезда, располагались вместительные купе, декорированные в нежных оттенках зеленого и кораллового цветов. Здесь помещались ванная, королевских размеров кровать, диван и цветной телевизор.
— А где же камин? — обратился Хэрод к стюарду.
— Кажется, в частном самолете шейха Музада есть действующий камин, — без тени улыбки отозвался миловидный стюард.
Хэрод положил в свой стакан лед, налил водки и только устроился рядом с Марией Чен на диване, когда в дверь постучали. В купе вошла молодая женщина точно в таком же блейзере, как у стюарда, и промолвила:
— Мистер Барент спрашивал: не сможете ли вы с мисс Чен присоединиться к нему в гостиной Орион?
— В гостиной Орион? — переспросил Хэрод. — Черт, конечно, можем. — И они последовали за женщиной по коридору, миновали дверь с кодовым замком, которая вела к винтовой лестнице. Хэрод знал, что на таких коммерческих рейсах 747-го образца подобные лестницы вели в гостиные первого класса. Поднявшись наверх по темной лестнице, Хэрод и Мария Чен замерли в благоговении. Сопровождавшая их женщина спустилась вниз и закрыла дверь, отрезав последний луч света, шедший из общего коридора.
Помещение было такого же размера, как и гостиные в нормальном «Боинге», но казалось, кто-то снял здесь верхнюю часть самолета и теперь сквозь потолок можно было взирать на небо, открывавшееся на высоте тридцати пяти тысяч футов над землей. Над головой сияли мириады звезд, разливая вокруг ровный, немеркнущий свет. Слева и справа были видны темные конусы крыльев, на которых мигали красные и зеленые навигационные фонари. Внизу раскинулся полог облаков, освещенный звездным сиянием. Казалось, ничто не разделяет их с бесконечным пространством ночного неба. Лишь смутные контуры указывали на присутствие в гостиной низкой мебели, вдали с трудом угадывалась фигура сидящего человека.
— Господи Иисусе, — прошептал Хэрод и услышал резкий вдох Марии Чен, когда она вспомнила о необходимости дышать.
— Я рад, что вам нравится, — донесся из темноты голос Барента. — Проходите и садитесь.
Хэрод и Мария Чен осторожно двинулись по направлению к скоплению низких кресел, стоявших возле круглого стола, стараясь свыкнуться со звездным светом. Оставшаяся за их спинами винтовая лестница была обозначена единственной предупреждающей полоской красного света, закрепленной на первой ступеньке. С запада черной полусферой звездное небо закрывало отделение для экипажа. Хэрод и Мария Чен погрузились в мягкие подушки кресел, не отрывая глаз от неба.
— Это светопроницаемый пластиковый сплав, — пояснил Барент. — Более тридцати слоев. Но почти идеально прозрачен и гораздо крепче, чем плексиглас. Крепится на бесчисленном количестве дуг, но они толщиной с волос и потому не препятствуют целостному восприятию. Внешняя поверхность при дневном свете отражает лучи и выглядит, как обычный блестящий черный корпус. Мои инженеры работали над ее созданием целый год, а потом еще два года мне потребовалось на то, чтобы убедить Комитет гражданской авиации, что эта штука может летать. Инженерам дай только власть, они бы и иллюминаторы в самолетах убрали.
— Как красиво! — восхищенно прошептала Мария Чен, и Хэрод увидел отражение звездного мерцания в ее темных глазах.
— Тони, я пригласил вас сюда, потому что дело касается вас обоих, — сказал Барент.
— Какое дело?
— Ну... э-э... динамика нашей группы. Вы, наверное, уловили некоторое напряжение в атмосфере?
— Я заметил, что все с трудом сдерживались, чтобы окончательно не съехать.
— Вот именно, — кивнул Барент. — События нескольких последних месяцев были... э-э... довольно неприятными.
— Не понимаю, почему, — откликнулся Хэрод. — По-моему, мало кого заботит, что их коллег разорвало на части или посбрасывало в реку Шилькил.
— Дело в том, что мы слишком самоуспокоились, — промолвил К. Арнольд Барент. — Наш клуб действует уже много лет... на самом деле даже десятилетий... и возможно, затеянная Вилли вендетта даст нам возможность осуществить необходимое... э-э... сокращение.
— Только в том случае, если речь не идет лично о нас, — ответил Хэрод.
— Вот именно. — Барент налил вина в хрустальный кубок и поставил его перед Марией Чен. Глаза Хэрода уже достаточно привыкли к темноте, так что теперь он отчетливо видел лица, но от этого сияние звезд казалось ему лишь ярче, а верхушки облаков приобретали еще более переливчатые оттенки. — Меж тем, — продолжил Барент, — в нашей группе произошла определенная разбалансировка, и то, что было действенным при иных обстоятельствах, перестало работать.
— Что вы имеете в виду? — осведомился Хэрод.
— Я имею в виду, что образовался вакуум власти, — ответил Барент голосом столь же холодным, как сияние звезд, в котором они купались. — Или точнее — общее ощущение того, что образовался вакуум власти. Вилли Борден дал возможность ничтожествам счесть себя титанами, и за это ему придется заплатить жизнью.
— Вилли заплатит жизнью? — переспросил Хэрод. — Так, значит, все разговоры о возможных переговорах и вступлении Вилли в клуб — не более чем блеф?
— Да, — согласился Барент. — Если потребуется, я лично буду руководить клубом, но ни при каких обстоятельствах этот бывший нацист за нашим столом не появится.
— Тогда зачем... — Хэрод умолк и задумался. — Вы думаете, что Кеплер и Саттер готовы сделать самостоятельные шаги?
Барент улыбнулся.
— Я знаком с Джимми много лет. Впервые я увидел его сорок лет назад, когда он читал проповедь в палатке в Техасе. Он обладал несфокусированной, но непреодолимой Способностью. Он мог заставить целую толпу потных агностиков делать то, чего он от них хотел, и делать это с восторгом во имя Господа. Но Джимми стареет и все меньше и меньше полагается на свою силу убеждения, вместо этого пользуясь аппаратом убеждения, который он создал. Я знаю, что на прошлой неделе ты посетил его маленькое фундаменталистское королевство... — резким движением руки Барент пресек объяснения Хэрода. — Ничего страшного. Джимми наверняка предупредил тебя, что мне станет об этом известно... и что я пойму это. Не думаю, чтобы Джимми хотел опрокинуть нашу тележку с яблоками, но он ощущает возможную перемену во властных взаимоотношениях и хочет оказаться на нужной стороне, когда эта смена произойдет. Вмешательство Вилли нарушило это шаткое равновесие, как может показаться со стороны.