Трамбо выхватил из-под рубашки браунинг. Кабан ухмыльнулся еще шире. Его многочисленные глаза влажно поблескивали, и Трамбо мог поклясться, что видит в них довольное выражение.
– Не стоит, Байрон, – сказал кабан. – У нас слишком много общего, чтобы так начинать знакомство. – Голос был именно таким, какого можно было ожидать от тысячефунтового зверя.
Байрон Трамбо почувствовал, как по спине у него стекает струйка пота. Он повернулся, ища помощи Джимми Кахекили, но гаваец исчез, бросив свой топор.
– Тес, – сказал кабан. – Иди сюда. Трамбо опять повернулся к пещере – ухмыляющийся кабан и двое безмолвных людей по-прежнему были там.
– Диллон! – Бывший начальник службы безопасности не шевелился; глаза его оставались такими же стеклянными.
– Да нет же, Байрон. Это я хочу с тобой поговорить.
Трамбо облизал губы:
– Ладно. Что тебе нужно?
– А что нужно тебе, Байрон? – осведомился кабан.
– Мне нужен Санни Такахаси. Диллона можешь оставить себе.
Кабан рассмеялся. Звук напоминал стук пересыпающихся камней.
– Все не так просто. Об этом я и хотел с тобой поговорить.
– К черту разговоры! – Трамбо прицелился между глаз животному.
– Если нажмешь на курок, – задушевно сказал кабан, – я поднимусь и отгрызу тебе яйца.
– Попробуй, – сказал сквозь зубы Трамбо, продолжая целиться.
Кабан опять усмехнулся:
– Тебе нужен вот этот? – Он кивнул в сторону загипнотизированного японца. – Трамбо кивнул.
– Что ж, бери его. – Кабан мигнул своими восемью глазами, и Диллон с Такахаси отступили в глубь пещеры, двигаясь, как сомнамбулы. – Только сначала тебе придется спуститься и поговорить со мной. – Он легко, почти грациозно повернулся и исчез в темноте, откуда донесся его голос:
– Только поторопись – через пару часов начнется самое интересное.
Копыта зверя простучали по базальту, и наступила тишина. Трамбо опустил пистолет.
– Твою мать, – сказал Фредриксон и тяжело сел на лаву. Лицо у него было пепельного цвета.
– Только в обморок не падай, идиот! – рявкнул Трамбо.
– Я подумал сперва, что это бред…, но я даже наркотиков не употреблял. Этот…, это существо велело мне связаться с вами…
– Ладно, – прервал его Трамбо, засовывая пистолет за пояс. – Кто-нибудь еще знает? Фредриксон мотнул головой:
– Он сказал, что, если я кому-нибудь скажу, он пустит мои кишки на подвязки. Да, так и сказал…, на подвязки.
Трамбо на миг представил этот образ.
– Ладно, – буркнул он снова. Фредриксон поднял голову. Его лицо потихоньку приобретало нормальный цвет.
– Сэр, вы ведь не пойдете туда? Трамбо посмотрел на него.
– Не ходите. Я думаю, если взять всех наших…, и людей Сато…, и дать им «узи» и гранаты и…
– Заткнись, – бросил Трамбо, глядя на часы. – Черт, опоздал на встречу с Хироси, Оставайся здесь и карауль выход, пока я…
Охранник вскочил на ноги:
– Черт меня возьми, если я останусь в этом чертовом месте, где какой-то чертов кусок бекона…
– Ты останешься здесь, – повторил Трамбо, отчетливо выговаривая слова. – Получишь десять тысяч. Десять тысяч долларов. Если из этой дырки кто-нибудь вылезет, можешь бежать, но дай мне знать по радио. Понял? Если ты этого не сделаешь, Фредриксон, я найду тебя где угодно…, тебя и всех твоих родичей до пятого колена. Ты меня понял?
Охранник глядел на него стеклянным взглядом, до удивления напоминающим взгляд Санни и Диллона.
– Вот и хорошо. Я пошлю к тебе кого-нибудь с едой. – Он потрепал застывшего охранника по плечу и быстро пошел по тропинке по направлению к Мауна-Пеле.
Ветер опять подул с юга, неся с собой влажную, липкую жару. Трамбо вспомнил, что этот ветер называется «кона» и что он дал название целому участку побережья. Дым от подступающих потоков лавы уже заволакивал местность туманной дымкой. В наступившем сумраке тоскливо шелестели пальмовые деревья и свистел ветер, пробираясь сквозь поля аха.
Трамбо в последний раз взглянул на часы и поспешил к темнеющему вдали пальмовому оазису.
* * *
– С чего начать? – спросила Элинор, когда они прикончили по второму «Пламени Пеле». Они сидели на террасе Китового ланаи, глядя на закат, окрашенный пеплом.
– С Пеле. – Корди подняла бокал в молчаливом тосте.
– М-м-м…, ну, Пеле – богиня с обычным для функциональных божеств набором атрибутов и…
– Нет, Нелл. Говори человеческим языком. Оставь эту ученую муть для своего колледжа.
Элинор отпила еще глоток, откашлялась и начала снова:
– Пеле – не самая древняя из богов, но она происходит из хорошей семьи. Ее отцом был Моэ-моэа-алии, или «Вождь, предвидящий беды», но он рано исчез и не упоминается в дальнейших мифах о Пеле…
– Типичный мужчина, – пробормотала Корди. – Продолжай.
– Вот…, матерью Пеле была Хаумеа, известная также как Хина, или Лаилаи, которая была верховным женским божеством плодородия, матерью младших богов и всех людей и женским соответствием мужского творческого начала…
– Ага! – Корди торжествующе подняла палец.
Элинор нахмурилась:
– Ты выпила уже два…
Корди наклонилась и тронула ее руку:
– Будь уверена, Нелл, уж с «Пламенем Пеле» я справлюсь.
– Так вот, Пеле черпает силу из плодоносящих недр Матери-Земли, которую гавайцы называют Папа.
– Мама, папа…, не поймешь…, ох, извини, Нелл! Я больше не буду.
– Древние верили, что вселенная основана на единстве противоположностей. Мужской свет проникает в женскую тьму и рождает мир, состоящий из тьмы и света.
Корди кивнула, но ничего не сказала.
– Пеле пришла на острова поздно, – продолжала Элинор своим «сказочным» голосом. – Ее каноэ вел Камохоалии…
– Это тот бог-акула? Папаша урода, который сегодня пытался меня сожрать? Извини, Нелл, молчу.
– Да. Камохоалии был братом Пеле. На Бора-Бора, откуда они оба родом, его также называли Вождем драконов. Так или иначе, он привел каноэ Пеле к Гавайям. Сперва она высадилась на Ниихау, потом перебралась на Кауаи. У нее была волшебная палка под названием Паоа, и ею она выкопала в земле ямы с огнем, где могла бы жить, – она ведь была богиней огня. Но море везде заливало огонь, и в конце концов она дошла до Большого острова и обосновалась на Килауэа.
Тут воздух прорезал пронзительный крик. Поглядев вниз с террасы, обе женщины увидели, что это всего-навсего две яркие тропические птицы не поделили ветку.