– Альманохиды решили, что у них есть преимущество. Но один чалдарянский пастух знал тропинку в горах, о которой не было известно праманам. Мы прошли по ней, оказались у них в тылу и начали громить праманских воинов, пока наконец Сабута абд аль-Квадр аль-Маргреби не стянул свои войска к деревеньке, которая по-дирецийски называется Источники Духов. В этих целительных источниках и лечится сейчас король Джейм. В каждом из них слабо струится магическая сила. Личные телохранители каифа Сабуты приковали себя цепями к столбам, врытым глубоко в землю подле шатра своего господина, – чтобы не удариться в бегство, если нам улыбнется удача. Но делали они это лишь напоказ, а на самом деле и думать не думали, что их бог отвернется от них в тот день. Полагаю, сейчас они как раз вопрошают его, как же такое случилось. Чалдаряне одержали сокрушительную победу. Король Питер сделался великим героем. Король Джейм сыграл более скромную, но тоже очень важную роль.
– И Питер Навайский снова стал еще сильнее, – сказала Элспет.
– Некоторые думают, что Господь выделяет его среди прочих, – заметил Ренфрау. – Каждый раз, когда он выполняет волю патриарха, удача оказывается на его стороне.
Элспет сдержалась и не стала ничего говорить – не понадобился даже предостерегающий взгляд Ренфрау.
Катрин не станет терпеть, если при ней будут нападать на патриарха. Хотя последний понтифик, Бонифаций VII, творил странные вещи: вел переговоры с Вискесментом, упразднил Конгрегацию по искоренению богохульства и ереси, пытался добиться того, чтобы в коллегию принимали больше разных священников, и вообще изо всех сил стремился к тому, чтобы церковь снова сделалась защитницей малых сих. То есть взяла на себя свои самые древние обязательства – защищать обездоленных и слабых от Тирании Ночи. Бонифаций отвратил от себя многих, призывая церковь совершить все то, для чего она вроде как и была создана.
Каждый новый патриарх преподносил очередной сюрприз. Этот честный и богобоязненный сделался грозой всех высокопоставленных церковников.
Катрин не проявляла интереса к беседе, поэтому вопросы задавала Элспет.
– А чем новый патриарх не угодил мирянам? – спросила она.
– Собирается отправить патриаршее войско обратно в Коннек. Но на этот раз воевать они будут с Орудиями Ночи, которые разгуливают по тамошним краям.
– Не с еретиками?
– Они тоже могут подвергнуться гонениям. Но только если армия захочет марать руки. Главнокомандующего называют Убийцей Богов. Именно этим он и займется – истребит тварей, которых выпустили на свободу артесипейские язычники. Именно истребит, а не просто заточи́т.
Элспет понимала, как именно это произойдет: одно Орудие ведь уничтожили у нее на глазах.
Наверное, после той засады в Джагских горах артиллеристы главнокомандующего довели свои методы до совершенства. И все же…
– Разве церкви хватит денег на подобное? Я видела, чем они стреляют. Это дорогое оружие.
– Главнокомандующему, неизвестно почему, помогают бротские дэвы. Они изобрели новые снаряды – для них нужна лишь двадцатая часть того серебра, которое понадобилось вам, чтобы справиться с чудищем в Джагских горах.
– Но…
Элспет обратила внимание на это «справиться» – не «истребить» и «не покончить».
– Да, вы правы. Война с Ночью все равно дорого обойдется. Бонифаций собирается собрать средства тем же самым способом, каким раньше их собирали на восточные священные походы. Все церкви, все монастыри, мужские и женские, каждый приход, каждый служитель церкви, который получает какой-либо доход, должен будет отдать десятую часть Броту, чтобы оплатить избавление Коннека от сил Ночи. Если все получится, такие выплаты станут постоянными, чтобы всегда наготове было оружие, нацеленное против Ночи.
– Этим он точно навлечет на себя неприятности.
– Особое ведомство будет вне себя от радости.
– Значит в обмен на Конгрегацию мы получим охотников на ведьм?
– Возможно, – пожал плечами Ренфрау. – В царствование Бонифация будет строго блюстись церковный закон. Он собирается искоренить повсюду продажных священников и уже выпустил буллу, призывающую церковь навести порядок в своих рядах. Заявляет, что она должна быть безупречной, если требует чего-то от мирян, и готов напустить главнокомандующего на любого епископа, если тот вдруг вздумает упрямиться.
– Начинаются великие реформы?
– Точно, как провозгласил Аарон на ступенях храма. Возможно. К несчастью, Бонифаций – древний старик. Его выбрали как временную меру, чтобы бротские кланы пока договорились о более молодом преемнике – более сговорчивом.
– Бонифаций не успеет реформировать церковь?
– Чтобы ее реформировать, ему придется жить вечно. Катрин! Ваше величество. Вы и слова не сказали.
– Что будет с Джеймом?
– Он поправится. И будет у вас еще до того, как перевалы завалит снегом. Дорога ему предстоит долгая и изнурительная, но сердце его стремится к вам. Недолго вам осталось ходить в девицах. А теперь, милые дамы, позвольте откланяться. Я уже стар и проделал тяжелый путь, чтобы принести вам вести. Мне нужно отдохнуть.
Катрин сделала едва заметное движение рукой, дозволяя Ренфрау удалиться.
Элспет вглядывалась в лица придворных, которые присутствовали при разговоре. Все они подошли ближе, чтобы не пропустить ни слова. Кое-кто из пожилых советников недовольно хмурился. Они, конечно, не желали чалдарянам поражения в битве, но надеялись, что король Джейм как-нибудь осрамится. Хоть совет и принимал участие в свадебных приготовлениях, но боялся, что после замужества императрицы у них будет меньше власти над ней.
Интриги, тут никогда не прекращаются интриги. Элспет разозлилась и спросила себя: как же с ними справлялся отец?
Придворные ведь не могли пойти против своей природы и наверняка играли в те же игры и при Йоханнесе. Видимо, поэтому он и заслужил себе прозвище Свирепый Малютка Ганс.
Силу вельможи уважали. Когда эту силу им демонстрировали.
Катрин демонстрировала ее безо всякой системы. Ей трудно было следовать своим же решениям, когда дела не касались Джейма Касторигского или бротского патриарха.
Элспет задалась вопросом: а что бы сделала Катрин, попытайся вдруг Бонифаций отвоевать у империи ее фиральдийские владения? Лотарь едва не пошел на Брот войной из-за Кларенцы. Точно пошел бы, если бы не умер. А Катрин с положением в Кларенце смирилась, настаивая, что тамошний герцог должен больше почтения выказывать церкви.
Прихвостни Безупречного с лихвой его вознаградили.
После добрых известий настроение Катрин разительно изменилось. А потому сразу успокоился и весь двор, а затем и весь Альтен-Вайнберг, хотя в сотнях семей все еще ждали новостей об ушедших воевать в Дирецию мужьях и сыновьях.
Элспет надеялась побеседовать с Феррисом Ренфрау с глазу на глаз, но надежды ее не оправдались. Главный имперский шпион проспал дюжину часов кряду, наелся до отвала на дворцовой кухне и исчез. Привратники не видели, как он уехал из дворца. Но ведь и как он приехал, они тоже не видели.