Арманд вместе с кучером таскали в дом принципатовы вещи.
– Пайпер, а где твои телохранители? – гневно поинтересовалась Анна.
Ага, вот, значит, что ее расстроило.
– Ах, телохранители… Я и забыл о них.
Анна, словно в поисках поддержки, посмотрела на Делари, а потом бросила на Хекта такой грозный взгляд, что он без слов понял: в следующий раз она ему не простит забывчивости.
Принципат отвел внучку в сторону, и они принялись что-то обсуждать. Старик говорил горячо и возбужденно, она же хмурилась и медленно выговаривала слова, потом покорно склонила голову и удалилась.
– Зря он с ней так, – сказала Анна. – Она так мучилась, пока несколько лет назад ее не нашел Грейд Дрокер.
– Да?
– Мы о многом говорили. Я теперь совсем по-другому смотрю на свою собственную жизнь.
– Ну и что ты узнала?
– Ее мать и всю семью похитили работорговцы, когда Герис было всего пять.
Хект вспомнил, как принципат Делари рассказывал, что мать белокурой женщины была рабыней в Святых Землях, а Грейд Дрокер ее освободил. Значит, потом она снова попала в рабство.
– Их продали разным людям, – продолжала меж тем Анна. – Дрокер к тому времени уже занимал в Братстве важное положение и потому смог бросить все силы на поиски. Но найти ему удалось лишь ее. Ужасно, правда?
Да ужасно, но так ведь устроен мир. Подобное случается каждый день.
Анна замолкла. К ним подошел Делари:
– Пайпер, когда закончишь, приходи в тихую комнату. Поторопись.
– В какую комнату, ваша светлость?
– Ту, в которой мы беседовали после обращения Консента.
– А, понял.
– Сомневаюсь я что-то. Но все равно приходи. Герис сварит кофе. У нас амбонипсгские зерна.
– Да, ваша светлость.
– Не мешкай. – С этими словами старик отправился раздавать указания кучеру и своему малолетнему любовнику.
Нахмурившись, Хект посмотрел на Анну, та пожала плечами. Для нее тоже осталось загадкой, что имел в виду принципат.
– Не хотелось бы оскорблять ваши чувства, госпожа Мозилла, – сказал принципат Делари, – но это дело вас не касается. Возвращайтесь, пожалуйста, к детям.
Хект удивился: слишком уж похоже на откровенную грубость. Неужели все, кто доживает до преклонных лет, себя так ведут?
– Дорогая, по всей видимости, речь идет о какой-то тайне, – сказал он Анне. – Все-таки мы в его доме.
– Конечно.
Делари, хмуро сдвинув брови, обошел комнату.
– Под штукатуркой – камень, добытый в Святых Землях, – напомнил он Хекту. – Рядом с теми каменоломнями родился Аарон. Некоторые чалдарянские учения утверждают, что именно там трудился его отец.
В комнату вошла внучка принципата. В руках у нее был поднос с кофе. От дразнящего аромата у Хекта потекли слюнки.
– Этот дом годами передавался из поколения в поколение, – продолжал Делари. – Герис, присядь. И держись, пожалуйста, спокойнее.
Женщина расставила на столе чашки, села и отпила кофе. Несмотря на замечание принципата, она была очень напряжена.
Хект невольно вздрогнул. Жест, с которым она поднесла к губам чашку, отчего-то показался ему удивительно знакомым.
– В чем дело, Пайпер?
– Ни в чем, ваша светлость. Что-то вдруг всплыло в памяти, но тут же снова ускользнуло.
– Понятно. Так вот, я рассказывал про дом. Он передавался из поколения в поколение, как водится, от отца к сыну, хотя все мы рано или поздно вступали в коллегию.
– Но как же так? Ведь духовенству не разрешается жениться, а незаконнорожденные дети лишены прав наследования?
– Деньги и могущество, Пайпер, всегда помогают нарушать даже самые незыблемые правила. А наша семья всегда была с избытком наделена последним. Им выгоднее держать нас в коллегии, чем позволить нам разгуливать без присмотра, ведь с волшебниками, не состоящими в ближнем кругу, вечно хлопот не оберешься. Наш представитель коллегии обычно самый могущественный ее член. А значит, и правила нарушать получается неплохо.
– Разумеется.
Деньги и могущество действительно давали преимущество. Всегда и везде.
– Герис, у нас возникло затруднение. – Делари повернулся к внучке. – Оно связано с этим домом и нашей семьей.
– Какое затруднение? – Судя по голосу, беспокоило ее что-то другое.
– Надежный свидетель видел, как отсюда несколько раз выходил Кловен Фебруарен.
– Что?
– Высокий человек в коричневом одеянии. Очень похож на твоего отца – такого, каким он был до несчастья в Сонсе. – Голос Делари посуровел. – Пайпер, на вид сколько ему лет?
– Около сорока пяти. Но наверняка просто выглядит моложе.
– Не видела тут никого похожего, – пожала плечами Герис. – И к тому же разве Кловен Фебруарен не мертв уже давно? По твоим словам, он был глубоким стариком, еще когда ты родился.
– Ты права. Ему полагалось умереть давным-давно. Но кто-то, кого опознали как Кловена Фебруарена, бывал здесь. Нужно срочно все выяснить. Быть может, это дело первостепенной важности.
– Возможно, Туркин или Фельска что-то видели. Или госпожа Кридон. Я мало имею отношения к тому, что делается в доме. Во многие комнаты никогда даже не заходила.
– Скоро мы это исправим. Займемся этим втроем, без посторонних. Пайпер, что такое?
– Нелегкий день выдался. Да и вчера было не лучше.
– Ты на тысячу лет младше меня, Пайпер. Ладно, охоту отложим на потом. А прямо сейчас расскажи о том, что помнишь о своем самом раннем детстве.
– Было очень холодно. – Тут Хект не врал: воспоминания о холоде крепко отпечатались в его памяти. – В Дуарнене зима длится по девять месяцев. Помню, как хотел поскорее вырасти, чтобы у меня в бороде были сосульки, как у папы, когда он приходил домой с мороза. Мама обычно плакала… Утыкалась ему лицом в грудь, чтобы не видно было слез. Она так радовалась, когда он возвращался домой. А когда опять уходил, подолгу сидела и смотрела на дверь. Боялась, что он никогда больше не войдет в нее. Однажды так и случилось. Пришел не отец, а Тиндеман, и мы все заревели еще до того, как он успел открыть рот. Тогда-то я и понял, что не стану добрым чалдарянином и не пойду по стопам своего отца, Розера Хекта. Мама умерла от горя. Мы похоронили ее, и в тот же день отправились на восток – мстить за папу. Меня оставили дома – слишком уж мал. Но часа не прошло после их отъезда, как я сбежал: прихватил с собой ржавый шердский нож, кожаный шлем да три фунта сыру и потопал на юго-запад. Нож сломал почти сразу, поэтому защититься мне было нечем, меня избили и забрали сыр. Тот шлем спас мне жизнь. Я его бережно хранил до самой Племенцы – как талисман на удачу. Но после плена мне его не отдали.