Теперь Лан вспомнил, что «шило», которым вооружена Мара, называют стилетом. В Кремле такое оружие не применяли. Зачем? Этот стилет против нео – не опаснее зубочистки.
Тем временем Мара и Безымянный Ужас уже дубасили друг друга. Девка ловко блокировала могучие удары собакоголового то одним, то другим наручем. Она постоянно перемещалась, выскальзывала у монстра буквально из-под носа, когда тот тянул лапы, чтобы сграбастать ее в смертельные объятья.
Лан уважительно присвистнул. Чтобы противостоять собакоголовой махине и не летать мячиком от одного ограждения Арены к противоположному, требовались и сила, и подготовка, и храбрость.
В руке Мары блеснул стилет. Уклоняясь от очередного выпада мускулистой лапы, девушка-мутант всадила сталь собакоголовому чуть выше колена. Монстр пошатнулся. В тот же миг Мара крутанулась на месте, врезала противнику каблуком по уродливой морде так, что у того громко лязгнули зубы. Собакоголовый тяжело осел на зад. Мара вскинула руку с зажатым в ней окровавленным клинком, трибуны ответили ей одобрительным ревом. Тогда Мара метнулась к противнику: одно молниеносное движение, и собакоголовый лишился уха. По голове монстра заструилась кровь, Безымянный Ужас взревел. И в реве его читалась боль, унижение и предчувствие неминуемого поражения. Мара перекривляла этот крик, потом рассмеялась, подразнила врага оторванным ухом.
– Зачем она глумится над ним? – Лану невольно стало жаль двухсоткилограммовое чудовище.
– Шоу, – многозначительно протянул карлик и пожал плечами.
Лан фыркнул. В тот миг он понял, что желает Маре поражения.
Собакоголовый набросился на Мару с исступленной яростью. Девка без страха встретила его лоб в лоб, и теперь уже в обеих ее руках было по стилету. Лан подумал, что Безымянный Ужас сметет Мару с пути, словно та ничего не весит, но не тут-то было. На монстра обрушился стальной шквал. Мара, не попадаясь собакоголовому в лапы, наносила удар за ударом. В плечи, в сгибы локтей, в бугрящиеся рельефными мышцами бока, в живот… Песок под ногами ее противника мгновенно стал темным.
– Все, чудище сдулось! – оценил ситуацию карлик.
Оба стилета Мары сверкнули, блеснули в свете факелов рубиновой россыпью брызги крови. Собакоголовый взвыл, закрыв лапами морду, рухнул на колени.
Мелкий с силой хлопнул Лана по спине.
– Ты заметил, как она выдернула ему глазное яблоко, а? – осведомился возбужденным голосом карлик. Лан стряхнул его сухонькую лапку со своей спины.
Мара подняла руки, скрестила над головой похожие на шила клинки. Трибуны ликовали, кто-то швырнул девушке букет полевых цветов. Мара подняла букет, трепетно понюхала цветы, стеснительно заулыбалась…
Собакоголовый закряхтел, тяжело поднялся на ноги, заозирался, ловя зауженным полем зрения девушку-бойца.
Мара отшвырнула букет и одним движением запрыгнула Безымянному Ужасу на спину, крепко сжала бока ногами. На ее лице появилось выражение остервенения. Трибуны невольно задержали дыхание, когда Мара принялась безостановочно, словно машина, наносить удар за ударом, раскраивая собакоголовому череп.
Когда все закончилось, Мара вытерла с лица кровь и костяное крошево, убрала стилеты за пояс, помахала зрителям ладошкой, заулыбалась трогательно, словно девочка. Продолжая махать, она перевела взгляд на Лана и заглянула ему прямо в душу. Лан покрылся одновременно и холодным потом, и гусиной кожей. Он признал, что это хрупкое создание с собранными в хвост волосами и двумя сиськами под кольчугой пугает его до полусмерти.
Снова раздалась барабанная дробь, загудели лебедки. Лан не поверил своим глазам: на Арену выехал всадник на вороном фенакодусе. Всадник был одет в роскошную меховую накидку, на голове его сидел нелепый серебристый парик.
– Ну что ты поделаешь! – всплеснул руками Мелкий. – Опять сценарий переврали! – он заколотил кулаками по решетке, отделяющей его каморку от Арены. И, не дождавшись, пока проход полностью откроется, перекатом проскользнул в зазор между поднимающейся решеткой и полом.
Мара протянула к всаднику руки. В этом движении читалось отчаяние утопающего. И тут же пространство вокруг нее заполнилось беснующимися оборванцами. Лан узнал переодетых в рубища девиц из танцевального ансамбля «Супердрайв», вместе с ними были столь же сильно накрашенные женоподобные парни. Они образовали живой, асинхронно движущийся вихрь, в центре которого оказалась девушка-боец. Вихрь увлек за собой Мару, ее фигурка потерялась среди танцоров.
К тому моменту, когда Мелкий выбежал на середину Арены, карнавал оборванцев уже исчез под одной из арок.
– Кто этот могучий воин, на чьих глазах трупоеды похитили нашу обожаемую мадмуазель? – воскликнул Мелкий, указывая на всадника. – Сможет ли он смириться с несправедливостью, творимой под хмурым небом Москвы?
Всадник направил фенакодуса прямо на Мелкого, черный конь-мутант пихнул карлика грудью. Пафосные речи никого не тронули, зато этот ход зрители оценили, трибуны сразу заулюлюкали. Мелкий засеменил кривыми ножками, стараясь не оказаться под когтистыми лапами фенакодуса. Всадник саданул карлика по голове плетью, этого Мелкий никак не ожидал, он упал в песок, зачастил руками и ногами, тщась убраться подальше. Под возбужденный рев зрителей всадник дважды от всей души стегнул карлика пониже спины, затем ловко спрыгнул с фенакодуса. Мелкий со всех ног кинулся в свою каморку. Всадник вынул из ножен гладиус, поднял меч над головой, сделал страшную рожу и пошел по кругу Арены, бросая злобные взгляды направо и налево.
– Ти-тан! Ти-тан! – скандировали зрители.
На арену выбежал Грыжа и быстро увел фенакодуса.
– Титан, ты мой бог! Титан! – Какой-то шизик спрыгнул с ограждения и кинулся к зашедшему на второй круг почета воину. На полпути психа перехватила бдительная охрана и отволокла с глаз долой.
Мелкий вернулся в каморку. От него сильно разило кровью и потом. Лан без слов подал ему кувшин с уже теплым квасом.
– Ничего-ничего, – пробормотал карлик, затем принялся пить, сильно дергая щетинистым кадыком и стуча зубами по глиняному горлышку.
Титан сбросил величественным жестом меховую накидку, затем стащил с головы парик, под которым оказалась внушительная лысина. Парик упал в пыль вслед за накидкой. Стали отчетливо видны серебристые дорожки танталовых нитей, проступающие сквозь потрепанный в боях скальп.
Без накидки и серебристого парика образ Титана лишился романтического флера. На Арене стоял, поигрывая мечом, полуголый мордатый мужик пожилого возраста. С полуметровым гладиусом он обращался, как с большим ножом. Прямой хват, обратный, восьмерка – Титан разминал запястье.
Загремели барабаны. На арену высыпал десяток трупоедов. На сей раз не ряженых, а самых натуральных: грязных, бородатых, с искаженными мутациями и раковыми опухолями лицами. Все были вооружены честь по чести: у кого – топор, у кого – копье, у кого – цеп, у кого – дубина из связки арматуры. Именно таким оружием и пользовались трупоеды в естественной среде обитания – руинах постъядерной Москвы.