Кардинал Марчиано занимал пост президента администрации Владений апостольского престола и в этом качестве принимал решения об измерявшихся в сотнях миллионов долларов капиталовложениях от имени Ватикана. И потому являлся одним из очень немногих людей, которые точно знали истинную стоимость активов и то, куда они вкладывались. Это была чрезвычайно ответственная должность, по самой своей природе подвергавшая занимавших ее той опасности, коей всегда подвержены люди высокого положения, — моральному и умственному разложению. Поддающиеся этому искушению обычно отличаются либо болезненной скупостью, либо крайним высокомерием, либо обладают обоими этими качествами. Марчиано не имел ни одного из них. Его страдания были порождены столкновением безграничной преданности церкви с жестоким обманом его доверия и любви. А его высокое положение в Ватикане усиливало страдания (если такое вообще возможно) еще во много раз.
Запись на кассете — особенно с учетом недавнего убийства кардинала Пармы и времени, выбранного для доставки, — лишь погрузила его еще глубже во мрак. И дело здесь было не только в том, что оказывалась под угрозой его собственная жизнь; самим своим существованием эта запись порождала другие, гораздо более серьезные вопросы. Кто еще знает? Кому можно доверять?
Поезд неуклонно приближался к Риму, и единственным звуком, нарушавшим тишину ночи, оставался стук колес. Почему нет звонка? Что происходит? Что-то пошло не так. Теперь он уже не сомневался в этом.
Телефон разразился звонком.
Марчиано даже вздрогнул и в первую секунду не смог пошевелиться. Телефон зазвонил снова. Заставив себя собраться, кардинал взял трубку. Чуть заметно кивая, выслушал то, что говорили. Прошептал: «Grazie», [8] — и нажал кнопку отключения.
Рим. Пятница, 7 июля, 7 часов 45 минут
Яков Фарел был швейцарцем.
А также он являлся capo dell'ufficio Centrale vigilanza [9] — возглавлял ватиканскую полицию, причем находился на этой должности уже более двадцати лет. Он позвонил Гарри в пять минут восьмого, вырвав его из крепкого сна, и заявил, что им необходимо поговорить.
Гарри согласился на встречу, и вот спустя сорок минут один из людей Фарела вез его в машине по Риму. Они пересекли по мосту Тибр, проехали несколько сот ярдов по набережной и свернули на протянувшуюся между двумя колоннадами виа делла Кончилиацоне, упиравшуюся в безошибочно узнаваемый купол собора Святого Петра. Гарри был уверен, что они направляются именно туда, в расположенные где-то в глубине Ватикана владения Фарела. Но водитель неожиданно свернул направо и через арочный портал в древней стене въехал в паутину узких улочек, по сторонам которых возвышались старые неухоженные многоквартирные дома. Миновав два квартала, он резко свернул налево и остановил машину на борго Витторио возле маленькой траттории. Выйдя из машины, шофер распахнул дверь перед Гарри и препроводил его в тратторию.
Внутри оказался лишь один человек — мужчина в черном костюме, он пил кофе, стоя возле стойки бара спиной к двери. Ростом в пять футов и восемь-девять дюймов и с тщательно выбритыми остатками волос вокруг лысины, которая в свете висевшей прямо наверху лампы сверкала как лакированная.
— Спасибо, что пришли, мистер Аддисон.
Английский язык Якова Фарела был окрашен ярко выраженным французским акцентом. Голос у него оказался хриплым, будто он всю свою жизнь был заядлым курильщиком. И лишь после первых слов он поставил чашку и повернулся. Со спины было трудно разглядеть, насколько этот человек могуч, зато, оказавшись с ним лицом к лицу, Гарри понял это с первого же взгляда. Шея толщиной с ляжку дюжего мужчины, широченная грудь, обтянутая белоснежной сорочкой. Выбритая голова и широкое лицо с приплюснутым носом еще больше усиливали впечатление неимоверной силы. А крупные кисти рук выглядели так, будто их обладатель большую часть из пятидесяти с лишним прожитых лет проработал молотобойцем. Впечатляли и его глаза — серо-зеленые, глубоко посаженные, суровые. Их взгляд лишь на мгновение обратился к водителю, и тот без единого слова отступил на шаг, повернулся и вышел, закрыв за собой дверь так, что отчетливо прозвучал щелчок замочного язычка. После этого взгляд Фарела остановился на Гарри.
— У нас с итальянской полицией разные сферы ответственности. Они охраняют город. А Ватикан — независимое государство, пусть и находящееся посреди Италии. Так что я отвечаю за безопасность целой нации.
Гарри инстинктивно оглянулся. Кроме них, в заведении не было никого. Ни официантов, ни бармена, ни посетителей. Только он и Фарел.
— Когда убили кардинала Парму, его кровь забрызгала мне лицо и рубашку. И запятнала облачение Папы.
— Я пришел сюда для того, чтобы оказать вам любую посильную помощь.
Фарел пристально взглянул на него.
— Я знаю, что у вас был разговор с полицейскими. Знаю, что́ они говорили вам. Я читал протокол. И рапорт, который ispettore capo Пио написал после вашей неофициальной беседы, я тоже читал. Меня интересует то, чего вы им не сказали.
— И что же я им не сказал?
— То, о чем они вас не спрашивали. Или же то, о чем вас спрашивали, но вы умолчали — возможно, намеренно, а возможно, и потому, что запамятовали или не сочли важным.
Если в первые минуты Фарел производил просто внушительное впечатление, то теперь он уже, казалось, заполнял собой всю просторную комнату. Гарри неожиданно почувствовал, что ладони сделались липкими и на лбу выступил пот. Он снова оглянулся. Никого. А ведь уже перевалило за восемь. Когда же сюда приходит персонал? Или посетители, желающие позавтракать или выпить с утра чашку кофе? А может быть, траттория открыта для одного лишь Фарела?
— Вам, похоже, нездоровится, мистер Аддисон…
— Наверное, я просто устал, доказывая полицейским, что ни в чем не виноват, тогда как они обращались со мной чуть ли не как с преступником. А встрече с вами я рад, потому что убежден, что мой брат не убийца. И чтобы доказать это, буду помогать вам всем, чем только смогу.
— Но ведь, мистер Аддисон, дело не только в этом…
— Что вы хотите сказать?
— Ваши клиенты. Вы должны их защищать. Вы не можете не понимать, что, если обратитесь в американское посольство, как собирались вчера, или наймете итальянского юриста для помощи в общении с полицией, шансы на то, что ваша история дойдет до средств массовой информации, будут довольно велики. Журналистам станет известно не только о наших подозрениях касательно вашего брата, но и о вас лично. О том, кто вы такой, чем занимаетесь и чьи интересы представляете. А ведь все это люди, которым вряд ли захочется оказаться хоть каким-то боком, пусть даже чисто случайно, связанными с убийством кардинала-викария Рима.
— И кого же, по вашему мнению, я…